Пластуны. Золото плавней
Шрифт:
«Тревога. Черкесы!» – мелькнула мысль. И почти сразу навстречу ему галопом выскочил казак из охранения с бунчуком в руках.
– Да то ж Василь, внук мой! – выдохнул дед Трохим, привставая со своего почетного места. – Никак случилось что-то.
Подскакав к сотнику, приказной выдохнул:
– Черкесы. Верховые. Человек около ста. Увели косяк лошадей и направляются в аул. Если пойти через горы, успеем нагнать.
– Скачи в станицу, – приказал Билый. – Сполох! [9]
9
Сполох –
– Гонят! – закричал дозорный с вышки.
Подхорунжий Гамаян кивнул, сам слышал нарастающий шум – стук сотни копыт и гортанные крики горцев; урядник, тут же поняв посыл, закричал:
– Занять оборону!
Семь казаков, вооруженные винтовками и личным холодным оружием – шашками и кинжалами, залегли в амбразурах двойного плетня. У землянки копошился прикомандированный канонир, колдовал над старой горной мортирой – единственный сигнальный заряд он собирался использовать с максимальной выгодой. Посмотрел на подхорунжего, кивнул – все в порядке, готов и ждет команды.
Гамаюн улыбнулся, не время горевать о нехватке зарядов, надо черкесов не просто остановить, но и сковать, навязав бой. Не дать им пройти наскоком и увести табун. Зная горцев, подхорунжий был уверен, что те не упустят такого шанса, как снести пограничную крепостицу: разрушить до основания землянку, снести плетни, порубить заставщиков. Обладая численным превосходством, передовые отряда непременно атакуют, пока остальные попытаются провести через брод табун.
Гамаюн не сомневался в составе казаков: молодежь вся обстрелянная, урядник опытный, даже канонир не выглядел сильно испуганным, а ведь сейчас будет сеча, и кровь непременно прольется. Добрался ли вестовой до места? Смог передать бончук с наказом? Сейчас бы как пригодился – стрелял всегда отменно, первым был в залогах, таясь с винтовкой, и зря патроны не переводил, меняя их на чужую жизнь со счетом один – один.
Теперь самое главное.
Смогут ли они продержаться до прихода станичных? Должны и обязаны.
Подхорунжий быстро проверил свою английскую винтовку, добытую на Балканской войне, засылая патрон в ствол. Безукоризненная, она никогда не подводила, вытерпит и сейчас.
– Видишь те три раины?
– Так точно, господин подхорунжий.
– Мортира когда-то до них была пристреляна. Как только поравняются, пли. И ховайся в землянке, из нее будешь стрелять.
– Есть!
– Добре. – Гамаюн кивнул, снял папаху и вытер вспотевший лоб. Дозорный с вышки проворно спустился на землю и занял свое место у амбразуры в плетне.
Земля под ногами начинала дрожать под далеким конским топытом.
– Добре, – еще раз сказал казак и захотел испить студеной воды, такой, чтоб зубы свело и горло заболело. Урядник тихо и внятно стал проговаривать молитву пред боем, и все стали креститься, глядя, как на них в клубах пыли приближается группа черкесов. Улюлюкая и завывая дикими собаками, они подбадривали друг друга, потрясая длинными пиками для разбора плетней.
– В руце твои, Иисусе Христе, передаю дух мой, ты же мя благослови, ты мя помилуй и живот вечный даруй ми.
Глава 2
Джигитовка
Приказный, а это был Василь Рудь, внук деда Трохима, держа в руках бунчук с прикрепленным к нему красным флажком, наметом поскакал к станице. Копыта его коня кабардинской породы, называемой горцами адыгэш, казалось, зависали в воздухе, не касаясь земли. Облако густой пыли потянулось за всадником, словно тень. Коня этого, как и основное оружие, Василь получил в подарок от своего деда Трохима – по святой традиции казачьего рода на добрую службу. А служба – это жизнь, значит, на всю жизнь.
– Не посрами хфамилию, внук! Тебе самое лучшее!
– Ой спасибо, диду! – растроганный молодой казак обнимал старика и целовал троекратно. В глазах стояли слезы радости, волнения и торжества. Спроси его, что именно он испытывает в ту секунду, не ответил бы.
– Остальное добудешь на шашку, – хитро шептал старик на ухо, обдавая добрым чесночным запахом, и в по-прежнему молодых глазах, обрамленных сеткой морщин, стояли смешинки. Словно в зеркало, они смотрели друг на друга, видя каждый свое – будущее и прошлое. И вечная то была связь, не рушимая временем.
Казак Василь всеми силами старался оправдать доверие старика, быстро стал приказным, стремясь быть первым везде, и очень сильно переживал, что не попал на джигитовку из-за своего глупого проступка. Теперь пришло время восстановить имя и выполнить наказ самого сотника Билого.
Дед Трохим, стоявший рядом с другими стариками, чуя неладное, смотрел вслед удаляющемуся в сторону станицы внуку. С тревогой в сердце он перекрестил его двуперстным крестным знамением и прошептал сухими от жары и волнения губами:
– Господи, сохрани. – В станице еще хранили «веру отцов, веру истинную», следуя законам старообрядческим. Так повелось, что при переселении на Кубань больше половины казаков стали прихожанами греко-российской церкви. Однако другая часть не придерживалась таких правил. Старообрядческая половина казаков, в основном это были черноморцы, не удовлетворилась исполнением треб собственных наставников и обратилась через поверенного в Астраханскую духовную консисторию с просьбой о рукоположении для них собственных священников, которые исполняли бы требы по старопечатным книгам и старому обряду. И вот тут произошел казус: старообрядческие священники, перед которыми изначально ставилась задача постепенного обращения старообрядцев в православие, сталкивались с трудностями в деле своей миссии, и старообрядчество в станицах держалось крепко, а заповеди блюлись строго.
Время, как вода в Кубани, протекло незаметно. Когда внук успел вырасти? Вспомнилось деду Трохиму, как Василю исполнился годик.
Первый день рождения отмечали по обычаю, установленному предками, и придавали этому особое значение. Собралась на базу у хаты в тени кустов калины красной вся родня и крестные родители внука. Шли всей процессией к станичной церкви.
После литургии и причастия все вновь вернулись к куреню Рудей. Выносила сноха Нона, первая красавица станицы, из хаты кожух. Сажали по традиции на тот кожух Василя. Выстригали малому Василю крестом светлые волосики на головке, чтобы защитить будущего воина от происков лукавого.