Плата за жизнь
Шрифт:
Гуров лишь вышел на своем этаже из лифта, как его остановил малознакомый опер, сочувственно улыбнулся, сказал:
— Приветствую, Лев Иванович. Поздравляю, вас назначили проверяющим.
— Отстань, не говори глупостей! — Гуров отстранил нахала, зашагал по коридору, где тут же встретил начальника отдела, полковника Усова. Он взял Гурова под руку, вывел на лестничную площадку.
— Лев Иванович, что у тебя вчера после моего ухода из кабинета произошло с генералом?
— Как обычно. — Гуров пожал плечами. — Ты же знаешь,
— Он не сказал, что посылает тебя в Пермь с инспекторской проверкой?
— Брось, Паша. — Гуров достал сигареты. — Шутка дурного тона.
— Какая шутка, зайди в канцелярию, ознакомься с приказом. Ты вылетаешь завтра.
Гуров смерил собеседника взглядом, смял незажженную сигарету, швырнул в урну, направляясь в канцелярию.
Когда он вошел, в комнате, где находилось несколько человек, стало тихо.
— Здравствуйте, — громко сказал Гуров. Ему нестройно ответили, смотрели с любопытством. — Людочка, прелесть моя, — обратился он к одной из девушек, сидевших за деревянным барьером, — мне что-нибудь есть?
— Есть, Лев Иванович, — тихо ответила девушка и, потупившись, протянула листок с приказом.
Гуров прочитал приказ, нахмурился, взглянул еще раз, положил на стойку, спросил:
— Генерал на месте?
— Не знаю, с утра видела.
— Спасибо. — Гуров круто развернулся и вышел. Он вошел в приемную, кивнул Верочке, затем на дверь генеральского кабинета:
— У себя?
— Да, но у него…
Гуров не дослушал, распахнул тяжелую дверь, вошел, сухо поздоровался. В кабинете находился полковник Сутеев, которого Гуров считал подозреваемым номер один. Гуров ему кивнул, сказал:
— Господин генерал, мы расстались вчера вечером. Что за приказ? Какая командировка? Какая Пермь? Вы же отлично знаете, я занят важнейшей разработкой…
— Не горячитесь, полковник, — перебил Орлов. — Из Перми поступил очень тревожный сигнал. У них большие неприятности с агентурой. Вам известно, данное направление работы проверяем мы, а не штатные инспектора. Учитывая ваш опыт…
— Благодарю за доверие, генерал! — Гуров развернулся и вышел.
— Воспитал на свою голову, — пробормотал Орлов, нервно, без надобности переложил лежавшие на столе бумаги, взглянул на притихшего полковника. — Ничего, перемелется, мука будет. Николай Михайлович, на чем мы остановились?
Гуров расхаживал по квартире, пикировался с Крячко, который орудовал на кухне.
— Почему картошку должен чистить я? — рассуждал Станислав. — Ты огромадный эгоист, Лев Иванович.
— Что выросло, то выросло. — Гуров встал в дверях. — Ты зачем приехал? Ты прибыл, чтобы успокоить друга, с которым обошлись несправедливо. Ты должен друга накормить, налить ему стакан.
— Ты дал зарок! — Станислав поставил на плиту сковородку, плеснул масла, высыпал картошку. — Мужчина обязан
— Обязательно! В принципе! — Гуров подошел к холодильнику. — Но зароки и слова дают специально, чтобы было что нарушать. — Он наполнил две стопки. — Иначе жизнь становится пресной и скучной, как стареющая девственница. Твое здоровье, Станислав!
— За такой тост грех не выпить. — Крячко скорбно улыбнулся, широко перекрестился и выпил. — Бог все видит и простит.
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку.
— Слушаю.
— Лев Иванович? — спросил молодой мужской голос.
— Допустим.
— Здравствуйте, мне ваш телефон дал телевизионный комментатор… Турин. Он сказал, что вам требуется опытный режиссер…
— Молодой человек, — сказал Гуров, — представьтесь, пожалуйста.
— Прошу прощения. Козлов Игорь… Можно без отчества.
— Игорь, значит, вы режиссер? — Гуров вздохнул, посмотрел на Крячко. — А кроме вас кто-нибудь знает, что вы режиссер?
— Турин… В Москве меня знают только в узком кругу профессионалов. Но на Каннском фестивале я получил приз за лучшую режиссуру. — Голос звенел, но обрел уверенность.
— Ну, лучше, если бы вы получили «Оскара». Шучу, Игорь, шучу. Канн для меня достаточно. Как у вас со временем?
— Я снимаю некоммерческое кино, сейчас в простое, проще говоря, бездельничаю. Лев Иванович, у меня ничего нет, а времени предостаточно, девать некуда.
— Тогда приезжайте в гости. Вы москвич?
— Москвич. — Игорь вздохнул.
— Тогда вы найдете меня легко, возьмите ручку, запишите адрес.
— Я готов. Лев Иванович.
Гуров продиктовал адрес, попросил режиссера повторить, сказал: «Жду», — и положил трубку.
— Старые мы, Станислав. Для нас кто моложе тридцати, тот пацан.
— Пройдет несколько лет, и для нас человек моложе сорока будет тоже пацаном, — философски изрек Крячко, — если раньше не убьют.
— Спасибо на добром слове. Когда он прибудет, ты закройся на кухне. Можешь слушать, но не показываться, парень начнет стесняться.
— Я могу уйти.
— Не можешь, ты мне нужен.
Режиссер Игорь Козлов был высокий, худой, лохматый, с огромными черными глазами. Джинсовый затертый костюм болтался на нем как на вешалке, видно, нужного размера раздобыть не удалось. Здороваясь, он взглянул вызывающе: так смотрят люди стеснительные, неуверенные.
— Проходите, Игорь, располагайтесь. — Гуров указал на диван и кресло. На столике стояли чашки, кофейник, бутылка коньяку, рюмка и пепельница. — У меня курят. Я на минуточку отлучусь. — Он без надобности ушел на кухню.
— Ну? — Крячко отложил книгу. — Каков?
— Не приглядывался, стесняется, пусть пообвыкнет.
Гуров вернулся в гостиную, сел в нелюбимое низкое кресло.
— Вы Сашу Турина давно знаете?
— Не очень, года два.
Гуров разлил кофе по чашкам, плеснул в бокалы коньяку.