Плата за жизнь
Шрифт:
Гуров рассмотрел все рассеянно, вздохнул и ушел в гостиную, заперев входную дверь, достал «вальтер», опустился в низкое кресло, закурил.
Он вспомнил обед, всех присутствующих, разговоры, кто и что конкретно говорил. Информации не хватало. Сыщик не сумел разобраться, кто умен, опасен; он был уверен, в рукопашной одолеет любого. Придя к такому выводу, он вновь прошелся по апартаментам, проверил запоры на всех окнах, вновь проверил дверь, разулся, вернулся в кресло, вытянул ноги, положил руку с «вальтером» на живот и задремал.
Вечером Гуров собрался было заказать ужин в номер, передумал, спустился в бар, занял
— Разрешите?
— Прошу.
Чертов сел напротив, заказал виски с содовой и сказал:
— Насколько я понимаю, коллега, мы соседи. Я представляю группировку Смольного.
— Рад знакомству. — Гуров кивнул, пригубил кофе.
— Я считаю, нам ни к чему при всех выяснять отношения. — Чертов замолчал, выждал, пока официантка поставит перед ним заказанную выпивку и уйдет. — Столкновения происходят в основном из-за рынка. Полагаю, вопрос, кому принадлежит рынок, следует решить четко и бесповоротно. Уступившая сторона компенсирует потерю. Каковы ваши предложения?
Гуров задумался. Он понятия не имел, о каком рынке идет речь. Какова его цена, что конкретно можно предложить за право владения и что разумно принять в качестве откупного. Сыщик решил идти по проторенному пути политиков, отвечать не по существу.
— Вопрос решить можно и должно, главное, чтобы не было войны.
— Я приветствую такую позицию, слышал неоднократно, что вы последовательно придерживаетесь принципов мирного урегулирования. Мы и собрались, чтобы разрешить наболевшие вопросы. Необходимо от слов перейти к делу.
— Абсолютно согласен. — Гуров кивнул, понюхал рюмку с коньяком, сделал осторожный глоток. — Я слушаю ваши предложения.
— Вы старший, вам первое слово.
— Николай Андреевич, вам бы следовало знать, что в армии Кутузова… или Наполеона, точно не помню, на совещаниях младшие всегда высказывались первыми.
— Чтобы лейтенант не имел возможности поддакнуть генералу? — Чертов заразительно рассмеялся. — Они были чертовски умны, наши предки! — Веселость исчезла с его лица. — Но раз вы не помните точно, Кутузов ввел подобный порядок или Наполеон, нам не обязательно следовать по пути предков. Я слушаю ваши предложения, коллега.
— Видите ли, уважаемый Николай Андреевич… — Гуров поставил рюмку, выдержал паузу. — Вы подошли ко мне, не я к вам. Разговор о делах тоже начали вы, хотя мы договорились о делах сегодня помалкивать, отложить их на завтра. Я сижу, расслабился, думаю о приятном. Вы тащите меня из теплой, душистой ванны на борцовский ковер, требуете, чтобы я сражался. Я не готов. Увольте.
— Да вы сто раз обсуждали с Ляльком вопросы рынка. Сообщите мне ваши условия, я буду думать, проконсультируюсь!
— Вы с шефом тоже данный вопрос обсуждали, имеете свое решение. — Гуров чуть отодвинулся от стола, освобождая место для маневра. — Скажите мне, чего вы хотите? Я подумаю, проконсультируюсь…
— Слушай, падла, интеллигент вонючий! — Чертов хотел подняться, но не успел.
Гуров опрокинул на него тяжелый стол. Сыщик не встал, лишь отодвинулся в сторону. На грохот мгновенно подбежали девушки, два широкоплечих парня в униформе.
— Русскому человеку следует пить водку, а не этот проклятый виски, — сказал Гуров и пересел за другой столик.
Когда
— Я не допил кофе с коньяком, будьте любезны. Гуров выпил кофе и рюмку коньяку, денег с него не взяли, он раскланялся и вышел на улицу. На крыльце он натянул теплую куртку, которую взял из номера заблаговременно, стоял, покуривая, привыкал к темноте. Освещена была лишь стоянка автомашин с будкой охранника и асфальтированная дорога, ведущая через бор к шоссе. Сыщик достал из кармана «вальтер», передернул затвор, опустил в наружный карман куртки, спустился по мраморным ступенькам, вошел в лес. Тьма кромешная; он постоял у дерева, подождал, пока не стал видеть несколько ближайших деревьев, обошел дубок, у которого стоял, достал радиотелефон, набрал номер. Крячко ответил мгновенно:
— Добрый вечер, шеф, слушаю вас.
— Добрый вечер, Станислав, — ответил Гуров. — У меня новостей практически нет. Пристал было один тип с непонятными вопросами. Какой-то рынок он поделить не может. Я ответил обтекаемо, ему не понравилось… Дело происходило в баре. Надоедливого мужика увели, мне пришлось сесть за другой стол, прежний почему-то развалился.
— Ты кончишь паясничать? — вскипел было Крячко, но тут же взял себя в руки. — Тридцать минут назад разговаривали с Ямщиковым — Ляльком. Он уже знает, что мент проник на съезд. Получил твое описание.
— Интересно, — сказал Гуров. — Кому вы сообщили?
— Кольке Сутееву.
— Тоже хорошо. Я учту. Дай трубочку Харитонову.
— Добрый вечер, как вы устроились? — произнес неуверенно Харитонов.
— Спасибо, вашими молитвами. Кто такой Смольный?
— Наш сосед.
— Какой рынок вы не можете поделить? Каковы ваши условия? С кем еще вы соседствуете, что делите?
Харитонов объяснял. Гуров напряженно слушал, клял себя за лопоухость. Такой опытный, битый, а магнитофон взять с собой не удосужился. Сейчас бы прижал магнитофон к трубке — и никаких забот.
— Достаточно, — прервал Харитонова Гуров, когда понял, что больше запомнить не может. — Передайте трубку соседу.
— Слушаю, — сказал Крячко. — Чуть было не забыл сказать. Харитонов не исключает возможность, что Лялек передаст полученную информацию другим авторитетам, соседям.
— С этого следовало начинать, Станислав, — сухо сказал Гуров и отключил аппарат.
В эфире велись переговоры:
— …Сорок пять лет… Рост сто восемьдесят, чуть выше… Подтянут, отлично сложен… Шатен, виски седые… Глаза голубые…
Глава 5
СЫЩИКИ И АВТОРИТЕТЫ (окончание)
Городские телефоны в пансионате были отключены, но местные работали, и утром участники съезда перезвонились, условились собраться в пятом номере в одиннадцать.
Завтракали все порознь, никто ни к кому не подсел, здоровались сдержанно, казалось, температура в баре понизилась до нуля.
Гуров все понял, переложил «вальтер» в наружный карман пиджака вместе с зажигалкой. Прием старый, как мир, однако везде срабатывает. Человек, даже предельно настороженный, привыкает, что собеседник достает из кармана зажигалку. Когда он опускает руку в карман, да еще разминает сигарету, то на его опущенную в карман руку никто не реагирует.