Плата за жизнь
Шрифт:
Когда в Грозном бандиты вооружились не хуже Таманской дивизии, они Москве сказали, мол, вы — русские, мы — чеченцы, пошли бы вы…
Президент России, мужик крутой, приказал, может, его помощник распорядился по телефону, чтобы министр обороны навел порядок.
Началась война. Бойня! Россия исстари на войне убитых не считала, порой не хоронила. Война — так война. До победы, мы за ценой не постоим!
А что стало с иудой по фамилии Усов? Да ничего, его подержали в камере, выяснили, что он оружия в руки не брал, даже на месте преступления не присутствовал.
Министр обороны тоже оружия
Усов лишь руководил. Хотя это еще доказать требуется. Усова из-под стражи освободили за отсутствием в его действиях состава преступления.
Какая вода в ведре, такая она и в капле воды, взятой из этого ведра.
И все правильно, ибо, как говорится, закон есть или его нет, третьего не дано! Верно, следует судить по закону, а не по совести. Ибо судей много, у каждого своя совесть. А закон один и распространяется на всех.
Законы принимают в Думе, девяносто девять процентов наших избранников ни черта в законах не понимают, у них иные заботы.
Может, избрать в Думу профессиональных юристов и экономистов, а не сладкоречивых политиков, которые обещают накормить и защитить нас в понедельник?
А может, не стоит. Легче жить по старинке, ждать, пока не убьют.
МЫ С ТОБОЙ ОДНОЙ КРОВИ
«Акела промахнулся! Акела промахнулся!» — кричал шакал.
«Мы с тобой одной крови — ты и я».
Пролог
Генерал Петр Николаевич Орлов и полковник Лев Иванович Гуров вернулись в генеральский кабинет из управления кадров, где полковника восстановили в должности старшего оперативного уполномоченного по особо важным делам Главного управления уголовного розыска МВД России. Три месяца назад Гуров уволился из милиции по собственному желанию, став руководителем службы безопасности в коммерческой структуре. Уход из органов сорокадвухлетнего полковника, опера-важняка, без скандала, просто так — явление довольно редкое, а его возвращение через три месяца на прежнюю должность — случай вообще беспрецедентный.
Верочка, девушка хорошенькая, пытавшаяся держаться строго и независимо, встретила мужчин в крохотной приемной, которая являлась ее, секретаря, владением, собралась было произнести заготовленные слова, всхлипнула и, чуть ли не рыдая, забормотала:
— Значит, правда? Вернулись! Лев Иванович, дорогой!
— Вероника! — Орлов пытался смотреть грозно. — С фронта вернулся? Из тыла врага выбрался? Прогулялся кот по помойкам и на хаузе! — Он распахнул тяжелую дверь своего кабинета, глянул на Гурова. — А ты женись разом на всех девках моей конторы, и покончим с вопросом раз и навсегда!
— Верунчик, ты чего? — Гуров обнял девушку за плечи. — Петр мужик свой, умный к тому же, а иные люди неизвестно что подумать могут.
— Никто про вас ничего не подумает! — Верочка вырвалась, прошла к своему столу. — Кофе сейчас будет!
Гуров молча кивнул,
Они работали вместе около двадцати лет, были близкими друзьями и знали друг друга настолько хорошо, насколько одному человеку дано понять человека другого.
Орлову было без нескольких минут шестьдесят, невысокий, склонный к полноте, но крепкий. Непропорционально большая голова с шишковатым лбом, бровки белесые, глазки небольшие, упрятанные, нос бульбочкой, который Орлов непрестанно трет, словно желает придать ему другую форму. В общем, внешностью он не удался. В штатском костюме, который носил ежедневно, — генеральский мундир надевался в случаях неординарных, — Орлов походил на мастерового невысокой квалификации.
Гуров был внешностью в точности наоборот. Высокий, статный, от чего казался еще выше, всегда элегантно одетый, коротко стриженный, с безукоризненным пробором, виски начали седеть, в широко распахнутых глазах, то голубых, то серых, постоянная насмешка, адресованная в первую очередь самому себе. Гуров отлично знал, что красив и элегантен. Относился к своей внешности философски, порой говорил: мол, черт с ним, с этим Гуровым, у него масса и других недостатков. И был абсолютно прав — недостатки наличествовали в избытке. Так, в Гурове всего было через край, не помещался он в отпущенной богом оболочке, поэтому люди, окружавшие полковника, либо его обожали, либо ненавидели, равнодушных рядом никогда не было.
Такие разные, они встретились в МУРе, когда одному было за двадцать, другому под сорок. Невзлюбили друг друга, но известно: вода камень точит. А как однажды сказал Орлов: «Сыщик — не профессия, а диагноз», и, «чтоб не пропасть поодиночке», они стали друзьями.
Орлов расстегнул мундир, ослабил галстук, вздохнул, кашлянул и сказал:
— Между прочим, моя контора не проходной двор, господин полковник. Слезь с подоконника и не смотри в окно.
Гуров согласно кивнул, достал сигареты.
— Слышал, твоего зама прокуратура в камеру пригласила…
— Кажется, еще вчера ты был худенький, голубоглазый, наивный, — перебил Орлов и взглянул на часы.
Верочка принесла поднос с кофе. Генерал увидел, что чашки три, спросил:
— Станислав? — Он делал ударение на втором слоге, что придавало имени иностранный оттенок. — Зови.
Девушка дернула плечиком, насмешливо хмыкнула, расставляя чашки: ведь их было три, все ясно без слов.
— Разрешите? Здравия желаю! Явился, прибыл, готов служить! — выпалил чуть ли не в одно слово Станислав Крячко, переступая порог.
— Входи, присаживайся, рад видеть, — в тон пришедшему ответил генерал.
Гуров лишь кивнул, так как с полковником Крячко он сегодня уже виделся. Три месяца назад вместе уволились, теперь вместе вернулись. В их связке Гуров был ведущим. Крячко признавал старшинство друга легко, без комплексов, часто с радостью. Много лет назад Гуров работал в МУРе в группе Орлова, вскоре сам возглавил группу, и в нее из района пришел Крячко. Станислав был немного моложе Гурова, но тоже полковник и опер-важняк. Он не обладал стратегическим мышлением, как Орлов, не мог сравниться с Гуровым как психолог и тактик, но в сыщицком чутье друзьям не уступал.