Платина и шоколад
Шрифт:
У него было не так много целок. Всего три.
Или четыре.
Последняя — на прошлом выпускном балу. Малышка Гринграсс стала взрослой с его помощью — в старом заброшенном кабинете.
Секс с девственницами никогда не впечатлял Драко. Нет, правда. Это не то, что хочется запомнить, как сумасшедший трах с кем-то из стаи более опытных.
Но сейчас он не мог вспомнить ни одной девушки, с которой переспал за все восемнадцать лет своей жизни. Ни одного лица с той ясностью, с которой видел лицо Грейнджер,
Это пройдёт. Стоит только поспать. А завтра проснуться.
И пройдёт.
Не пройти не может.
Торопливо смыл с себя пену. Повернул вентиль, выключая воду. Провёл руками по волосам, заводя их назад. Шагнул из кабинки, обмотал бёдра полотенцем.
Привычно опёрся руками о раковину, уставившись на своё мутное отражение в слегка запотевшем зеркале. Взгляд не отрывался от засоса, который — или ему казалось? — стал ещё ярче, чем был.
Драко поднял ладонь, провёл по прохладному стеклу, глядя в образовавшуюся неровную и широкую полосу. Да. Он стал чуть больше. Рядом появились ещё несколько, но не таких видных.
Её губы.
Кончики пальцев скользнули по шее. Из лёгких вырвался тяжелый выдох.
Нахуй.
Он даже не посмотрел в сторону её двери. Что несказанно порадовало, и он невероятно гордился собой, пока босыми ногами ступал по кафелю, прислушиваясь. Силясь услышать хоть что-то.
Ничего.
Тишина.
Хорошо, что завтра воскресенье, решил Малфой, намеренно громко захлопывая за собой дверь и срывая с бёдер полотенце. Выуживая из шкафа пижамные штаны. Можно будет посвятить себя тренировке по квиддичу. Согнать с себя семь потов.
До скольки они обычно тренируются? Кажется, до семи. Хм, он ни разу не оставался там до самого конца. Всегда находились дела поважнее.
Сейчас же он жалел, что нельзя начать тренироваться прямо сейчас.
Натянув штаны, он взглянул на часы. Десять вечера.
Когда он так рано ложился спать в последний раз?
Ай, да нахер.
Он упал на постель поверх покрывала, заводя руки за голову. Свет в спальне тут же потух — осталась приглушённо гореть лишь лампа на столике у шкафа.
Не хотелось ничего. Ни читать, ни гулять, ни видеться с кем-либо.
Драко подумал о том, как бы прореагировал, зайди она сейчас в его спальню. Глупо, но мысль билась в голове. Он бы прогнал её? Не стал бы выслушивать? Да и да. Почти наверняка.
Со вздохом прикрыл лицо рукой.
Провёл по влажным волосам, взъерошил их так, что они упали на лоб. Он просто хотел спать. Уснуть и не просыпаться до утра.
Или до следующего лета.
* * *
— Мама, скажи мне, что происходит?
— Ничего, дорогой. Всё хорошо. Просто засыпай.
— Я не буду спать. Я не слепой. Кто эти люди?
— Тш-ш! Тише, милый. Пожалуйста.
—
— Ты не должен говорить о них здесь. Ты не должен обращать внимания.
— Почему ты шепчешь? Нас подслушивают?
— Мне пора, Драко.
Она проводит рукой по его волосам. Таким красивым, в точности, как у неё. Мягкие и послушные. Имеющие цвет белого золота. Серые глаза смотрят почти со страхом.
За окном падает снег. Нарцисса улыбается.
Сглатывает горькие слёзы и на несколько секунд крепко обнимает сына. А потом встаёт и торопится к выходу из комнаты, оставляя его одного сидеть на постели. Смотреть вслед. Хмурить лоб.
Прежде чем закрыть дверь, она снова заставляет себя растянуть губы в улыбке. Сыну всегда было проще улыбаться, чем мужу.
— С Рождеством, мой хороший.
Молчит. Не отрывает от лица матери вопрошающего взгляда, а женщина уже шепчет непослушными губами запирающие заклинания, от которых дверь в комнату тут же захлопывается с тихим, почти невесомым звуком.
А потом — торопливые шаги. Лестницы. Страх. Укоризненные лица с портретов.
Они всё знают. Они осуждают тебя. Ты — убийца.
По спине пробегают мурашки, а губы начинают дрожать оттого, что голоса, эти вечные, оглушающие голоса, они правы.
Ты убийца.
Ты позволяешь мужу делать это.
И даже здесь, напротив двери в гостиную, когда до темниц ещё далеко, ей кажется, что нос чувствует металлический запах крови. А уши слышат крики. Женские, мужские, смешанные в один сплошной, отчаянный, убийственный звук.
Всхлип срывается с губ, и Нарцисса на трясущихся ногах спускается на нижние этажи, сворачивая в первую дверь, дрожащим взглядом окидывая тёмные коридоры. Портреты с лицами.
Эти лица повсюду.
Следят своими живыми глазами из старых рам. Статные, достойные, чистокровные. Ступающие когда-то своей величественной походкой по этому поместью. Не опускающиеся до такой низости, как самобичевание. Жалость к себе. Слёзы.
Они всё делали правильно — именно так говорили надменные взгляды. Каждый из них был лучше Нарциссы. Каждый был Малфоем. И фамилию эту возносили когда-то до королевских высот.
Женщина зажмурилась, толкая тяжёлую дверь.
В лицо тут же ударила холодная затхлость подземелий.
Мерлин, помоги.
И она плотно прикрывает за собой створку, прячась от сверлящих взглядов, что принесло толику облегчения.
Почему это всегда происходит ночью?
Ночь ассоциировалась у неё со стонами — отнюдь не наслаждения.
Ужас. Боль.
Будто внутри неё самой. Вот и сейчас. Она спускалась по ступеням, слегка влажным от сырости. Как на улице — так и в Мэноре. Замирая при каждом ударе капель о каменные плиты пола.