Платина и шоколад
Шрифт:
Последнее слово повисло в воздухе.
— Я?
Она спрятала глаза за копной волос, делая вид, будто наклоняется и поправляет подсвечник на журнальном столике.
Он упрямо повторил:
— Я, Нарци?
Она поправила ещё раз. Вздохнула. Выпрямилась.
— Да. Вы.
Брюнет смотрел прямо на неё, будто прикидывая, врёт или нет. А она тем временем заметила несколько небольших пятен сажи на высокой скуле мужчины.
Пару минут в тишине.
А затем Логан разворачивается
— Что ж. Время действительно позднее.
Женщина смотрела, как он на ходу стряхивает остатки сажи с рукавов и груди. Неужели засмущался? Или тема настолько нежелательна, что он не хочет обсуждать её.
Шагнул за низенькую решётку, поправляя мантию. Нарцисса сделала почти невольный шаг вперёд.
— Но… вы ведь не ответили мне.
— По поводу? — он слегка пригнулся, накидывая на голову капюшон, тут же скрывающий карие глаза густой тенью плотной ткани.
— По поводу договора.
Нарцисса смотрела, как он поджимает губы. Потом извлекает из глубокого кармана немного летучего пороха, осыпающегося сквозь пальцы прерывающимися, невесомыми струйками.
— Я и не собирался отвечать.
И вспышка изумрудного пламени заставила женщину зажмуриться. В следующий момент в комнате она была одна.
* * *
Прошло целое воскресенье и четверть понедельника, а она видела его три раза.
Перебежками.
В Большом зале — случайно.
В гостиной — случайно.
На спортивном поле — оказавшись там совершенно случайно, конечно же. Просто искала… искала Гарри, да.
С которым распрощалась десятью минутами ранее.
А когда Малфой с метлой наперевес, вспотевший и разгорячённый, прошёл к раздевалкам, то словно что-то крошечное, но очень сильное разорвалось в мозгу. И Гермиона умчалась в замок, моля Мерлина, чтобы никто не увидел её.
Закрылась в комнате и даже не спустилась на ужин, просидев весь вечер на постели, кляня себя последними словами за глупое поведение.
Пообещав собственноручно запустить в себя Авадой, если ещё хотя бы раз будет пытаться найти с ним “случайную” встречу, открыла учебник по чарам и вызубрила на память четыре с половиной параграфа, которые по учебному плану полагались на изучение ближе к концу года.
Теперь Гермиона сидела на своём месте за третьей партой, уставившись перед собой прямо в чернеющий квадрат классной доски, и так старалась не давать своему взгляду пройти сквозь написанную волшебным мелом тему предстоящего занятия, что против воли сжимала руки в кулаки.
Трансфигурация шла последним уроком в расписании. И первым уроком со Слизерином.
Чёртовым Слизерином. Чтоб их…
Гермиона разжала ледяные пальцы и вытерла влажные ладошки о штаны. До начала
Волноваться не о чем. Малфой с Забини, два этих заносчивых короля Хогвартса, являлись обычно чуть ли не за секунду перед МакГонагалл.
Было ещё немного времени, чтобы поразмышлять, но…
Чёрт возьми, нет. Хватит. Тогда нужно было размышлять.
А сейчас уже поздно!
Ты же так любишь думать, Гермиона. Что с тобой случилось в субботу?
Ну и ладно, что тебя понесло. Ну и ладно, что твои мозги были напрочь выключены из-за этого… Малфоя. Но ты не имела никакого права...
Ладно.
Закрыла глаза.
Хорошо, всё. Это случилось. Пусть остальное будет не так важно. Осталось не принимать случившееся слишком близко к сердцу.
“ Я трахну тебя и всё это пройдёт. Исчезнет из меня...”.
Надеюсь, у тебя это действительно прошло. Потому что я, нафиг, ещё больше запуталась во всём.
Слова закрутили её в новом водовороте обидной боли, невесть откуда взявшейся. Глаза запекло.
От усталости, конечно же.
Гермиона снова почти не спала. Не потому, что её беспокоила лёгкая боль — теперь уже едва заметная — внизу, а потому, что голову разрывала на части мысленная резь. Будто каждый образ, всплывающий в памяти, был изодран тонким лезвием. Даже просто думать было мучительно.
Просто думать о нём.
А не думать она не могла.
Сегодня она не пошла на обед. Сразу направилась сюда, где уже заняли места за столами пару гриффиндорцев.
Села. Раскрыла перед собой книгу.
Уставилась в доску, свято веря, что если пробыть здесь достаточно долго до прихода этого Малфоя, то моральных сил только поприбавится. И сидела вот так уже минут пятнадцать, моргнув за всё время раз пять.
Она боялась момента, когда он войдёт в класс. Боялась своей реакции.
Сейчас она спокойна — спокойна ведь? — и уверена в себе. А вот он появится, и она… что? Набросится на него с кулаками? Наорёт? Умчится в неизвестном направлении?
Гермиона тяжело вздохнула и поклялась, что не выкинет ничего эдакого и не скажет ему ни слова (конечно, не скажет — так много свидетелей, он не позволит ей даже рта раскрыть).
У неё не было проблемы с принятием того факта, что случилось. Если быть достаточно честной с собой — у неё вообще не было проблем.
Кроме одной.
Она пообещала себе когда-то, что не будет жалеть о своих поступках. Даже самых сомнительных. Но… если это не сожаление, тогда что?
Возможно, разочарование в себе.