Платина и шоколад
Шрифт:
Чёрт. Угораздило же сесть прямо напротив грязнокровки.
Идею поменяться местами с Теодором тут же отмела одним своим появлением профессор Спраут.
Класс притих.
Теоретические занятия всегда тянулись невыносимо медленно, но сегодняшнее могло побить все рекорды за шесть лет обучения в Хогвартсе.
Малфою было неудобно сидеть.
Неудобно держать перо. Волосы постоянно падали на глаза, и приходилось убирать их каждые пару минут. Его раздражал невесомый бубнёж Нотта, который всегда имел привычку шевелить губами, записывая что-то. Бесил шорох пергамента
И всё это херово раздражение было сконцентрировано на сидящей напротив Грейнджер. Он ненавидел её сейчас так, будто кто-то сгрёб всю прежнюю ненависть и умножил её в несколько раз. В несколько десятков, сотен раз. Его почти трясло от этого. От этого — и от невозможности встать и открутить ей голову.
Острый взгляд оторвался от конспекта, прожигая в её гладкой коже щеки дыру.
Грязнокровка ничего не замечала — спокойно наклоняла голову, опуская веки и записывая что-то, о чём вещала профессор Спраут. Так, будто это самое обычное теоретическое занятие травологией, и будто человек, сидящий напротив, вовсе не жрёт её ненавидящим взглядом. А Малфой молча смотрел на тени от длинных ресниц на светлых щеках.
Он успел насчитать шесть ударов сердца, когда наконец отвёл взгляд, кривя губы.
Уродина.
Какая же она уродина.
Резким движением Драко отдёрнул рукав мантии, недоверчиво уставившись на маленький циферблат — прошло грёбаных полчаса из положенных полутора.
Мерлин, дай сил.
Малфой попытался вникнуть в то, что говорила профессор, но в голове снова крутилась только картинка впечатанной в стену грязнокровки, заплаканной и всхлипывающей в темноту. И Монтегю, прижимающегося к ней. Вдавливающего себя в трясущееся тело.
Холодный взгляд вновь вцепился в опущенное лицо, наполовину скрытое волосами.
Если бы Грэхем сделал что-то, зашёл немного дальше, чем успел. Или Малфой вдруг согласился бы на уговоры Пэнси остаться в гостиной... Видит Салазар, Монтегю бы отлёживался на том свете, а не в спальне мальчиков. И не факт, что Помфри смогла бы спасти кретина.
Какого хера чёртова дура сама попёрлась в подземелья? Какого хера она вообще попёрлась патрулировать чёртову школу?
Где твои мозги, Грейнджер?
Внезапно она вскинулась, поднимая руку. Так резко, что Драко моргнул, торопливо уставившись в свой пергамент, чувствуя себя идиотом, которого только что чуть не застукали на месте преступления.
Рвение. Грёбаное рвение к учёбе даже когда твое тело облапано и обтискано чужими руками. С таким же рвением ты вчера клеилась к Грэхему?
Новая волна раздражения снова начала ворочаться где-то внутри, с боку на бок, просыпаясь медленно, но уверенно. Пока голос Грейнджер, как обычно, с расстановкой и паузами задавал профессору вопрос, Малфой поклялся себе, что поговорит с ней сегодня же, иначе просто двинется крышей. Если понадобится — выбьет из этой тупой башки херов идиотизм, который так и сочился из каждой грязной щели на её теле.
И после этого обещания занятие на удивление ускорило свой ход, а душащая рука будто отпустила гортань. Он даже хмыкнул на пару шуточек Нотта относительно напыженного
Слова «занятие окончено» едва не вознесли Малфоя на небеса от облегчения. Дождался. Он начал торопливо складывать пергаменты в сумку, чтобы успеть подловить грязнокровку у выхода из теплиц, и моля Мерлина, чтобы никому из слизеринцев не пришлось задержаться в классе. Чего он хотел меньше всего — так это сплетен, что Драко Малфой разговаривает с этой...
— Профессор, мне нужно побеседовать с вами относительно моего доклада. Я не совсем поняла несколько пунктов к выполнению.
Твою мать, Грейнджер...
Он постарался не заметить, как на него косится Нотт, который уже собрался и сидел в терпеливом ожидании, теребя край своего шарфа и играя с однокурсниками в молчаливые переглядки.
— Идите, я догоню, — буркнул Драко.
Тео несколько секунд недоверчиво вглядывался в лицо Малфоя, но всё же кивнул и встал, перешагивая через лавку.
Конечно. Кто он, чтобы спорить.
А через несколько секунд удивлённые взгляды товарищей оставили затылок Драко в покое, и гул их голосов начал отдаляться.
— У меня сейчас занятие с четвёртым курсом, — профессор Спраут тем временем поправила свою шляпку и сложила руки на коленях, глядя на гриффиндорку, которая буквально сдувалась на глазах. — Я ведь не тороплю вас с докладом, мисс Грейнджер, не расстраивайтесь.
Да, Грейнджер, не расстраивайся и просто проваливай на хер к выходу, иначе кто-то может заметить, что я жду тебя.
— Тогда позвольте мне изучить ростки бубонтюберов, о которых вы мне говорили вчера.
Сука.
Глухая сука.
Ёбаные бубонтюберы.
— А это — пожалуйста. В четвёртой подсобной комнате вы найдете моих маленьких чудесных малышей, только пожалуйста, осторожно, они ещё очень нежные...
Остальные слова, произнесенные Спраут, прошли мимо ушей, потому что Малфой тут же встал, толкнув плечом кого-то из гриффиндорцев, и торопливо пошёл к упомянутой подсобке, убедившись, что ни одного слизеринца в теплице не осталось, а красно-золотых и подавно не интересует, куда направляется староста мальчиков.
Он понятия не имел, что будет ей говорить, кроме того, что она отбитая на всю голову дура, но всё же, через несколько поворотов, углубившись в этот зеленый лабиринт, он остановился около двери с крошечной табличкой: «4».
Дёрнул за ручку и скользнул внутрь. Комната небольшая, но места для разговора двоим явно хватит. Не марафон же им бежать. Пусть просто выслушает всё, что он думает о ней и катится.
По правую и левую сторону тянулись длинные горшки с рассадой каких-то странных растений. Прямо — окно во всю небольшую ширину помещения, расчерченное тонкими полосками дерева, делящими стекло на ровные квадраты.