Платиновая леди
Шрифт:
– Валяй, – вдруг услышала она, и волосы на ее голове зашевелились.
«Валя, мне грустно тебе об этом говорить, но когда в чем-то или в ком-то не уверена, предполагай самое худшее, жизнь так устроена, что это худшее и есть самая настоящая правда». Так говорила Валентине мама. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Но как же она была права. И как жаль, что ее больше нет на свете, уж она-то не позволила бы своей дочери жить в душном колодце, да еще с таким мужем.
– Ты как будто даже обрадовался… Может, и замену мне нашел? – спросила она дрогнувшим голосом.
– А может, ты мне нашла замену? – услышала она и вовсе неожиданное. – Про бабу какую-то выдумала…
– Ничего я не выдумала! – поспешила разуверить она его. – С чего ты взял?
– У тебя такой голос, словно ты ту бабу ограбила…
– Это ты принес деньги, а не я, и это я должна у тебя
– Тебе нечего знать… Я где только не бываю и что только не делаю, чтобы хоть немного заработать.
– Надеюсь, это не игровые автоматы?
– Ты так и будешь попрекать меня этими чертовыми автоматами? Я дорогу клал, горячим асфальтом дышал…
Она не стала с ним спорить, что у него слишком чистые руки для асфальтоукладчика, да и не пахнет от него асфальтом. Она так никогда и не узнает, где он был и как заработал эти деньги. Но, может, это и к лучшему?
– Надо купить керосинку, другого выхода нет. Невозможно постоянно питаться всухомятку. Я хочу, чтобы утром ты заваривала чай. Купи все необходимое. Думаю, что теперь я смогу больше зарабатывать. Может, мы и снимем комнату где-нибудь на окраине города рублей за триста в месяц.
– За триста? Разве такие цены еще существуют?
– Мне рассказывали, что существуют. Если будешь мыть полы у хозяев или стирать, то у нас будет крыша над головой. А потом я поеду на заработки в Москву, мне все равно терять нечего. Вернусь, купим какую-нибудь халупу, маленький частный дом в Поливановке, развалюху, но чтоб с отоплением… – Он уснул, успев впервые за долгое время поделиться с ней своими планами, которые ей показались совершенно нереальными.
Валентина встала, поела немного сыру, запила остатками теплого лимонада и снова вернулась в постель. И снилось ей, что она бродит по мутной от сырого тумана квартире номер пятнадцать, натыкаясь на зачехленную мебель, и что-то ищет… Сон был длиною в несколько часов. Во сне она сильно волновалась, что ее застанут в чужой квартире. А под конец она все же оказалась на теплой и уютной кухне, на столе лежали шоколадные конфеты, она взяла одну, откусила и поняла, что в ней начинка из соленых помидор…
На следующий день рано утром она снова расположилась на площадке между вторым и третьим этажом с ведром, полным воды, и тряпкой, чтобы увидеть хозяев квартиры. Про себя она назвала их Иван и Маша. То, что в семье нет детей и что они живут вдвоем, она поняла еще вчера, когда побывала в квартире, – ни детской кроватки, ни игрушек, ни детских вещей. Да и запах в квартире был такой, какой бывает, когда в ней живут одни взрослые, – спокойно-чистый, без молочных примесей…
Ровно в половине восьмого она услышала, как к дому подъехала машина, и почти одновременно с этим распахнулась дверь на третьем этаже, из квартиры вышел высокий крупный мужчина лет сорока пяти, одетый в светлый летний костюм и рыжие ботинки с острыми носами. На нем была белоснежная сорочка без галстука. В руке – большой желтый портфель. «Тоже летний», – почему-то подумалось Вале, усердно делающей вид, что она моет лестницу (разбухшая от воды тряпка из мешковины с трудом елозила по серой бетонной поверхности ступеней). Ей удалось рассмотреть его лицо. Он был некрасив, похож на орангутанга. Валентина подумала, что если бы сейчас из квартиры вышел молодой красавец, то она решила бы, что ошиблась этажом. Во всяком случае, ей казалось, что красавчик был не в состоянии заработать столько денег, чтобы купить эту огромную квартиру и набить ее роскошными, дорогими вещами, – настолько этот некрасивый «Иван» показался ей умным, основательным, серьезным и в чем-то даже талантливым человеком. Он вошел в лифт, но на лестнице остался запах его одеколона, и Валентина, бросив тряпку, какое-то время принюхивалась к нему, представляя себе, как этот большой человек, закутанный в халат, ходит спозаранку по квартире, как моется, бреется, варит кофе в турке, затем делает себе бутерброд… В этой утренней картинке не хватало женщины, «Маши». Валентина подошла к двери и позвонила. Она знала, что дверь через некоторое время откроется или же «Маша», услышав звонок, подойдет к двери и посмотрит, осторожная, в «глазок». «Я по поводу оплаты за уборку подъезда…» Она слышала, как звонок разносится по всему большому пространству квартиры, представляя себе, как может реагировать на него молодая женщина. Скорее всего, после ухода «Ивана» она снова легла в постель, ей-то куда торопиться – если она не поехала с мужем, значит, нигде не работает и выходит из квартиры, чтобы пройтись по магазинам, зайти к парикмахеру или портнихе. Валентина позвонила еще несколько раз, прежде чем убедиться в том, что в квартире
Она вошла и заперла за собой все двери на тот случай, если «Иван» вернется, чтобы успеть спрятаться, затеряться в этой огромной квартире. Она уже помышляла о темной кладовке (или гардеробной), где на кронштейнах висела теплая одежда, на широких полках хранились чемоданы, а в углу стояла гладильная доска. Вот за зимней одеждой и можно спрятаться – просто идеальное место для игры в прятки.
Она разыскала эту кладовку и даже прорепетировала, спряталась. Шмыгнула внутрь и забилась за пальто и плащи. Это действительно было отличное место, где ее никто не видит, но откуда она при желании, если раздвинет одежду, сможет понаблюдать за тем, что происходит в спальне.
Сегодня она должна узнать настоящие имена хозяев, их фамилию и выяснить, почему жена этого симпатичного орангутанга не ночует дома. Валя разыскала комнату, служившую, скорее всего, кабинетом (небольшая, но уютная, она была забита книжными застекленными полками, напротив окна стоял огромный письменный стол с компьютером, на отдельном столике располагались принтер и копировальная машина; теплого, кремового тона стены и густые белые занавески выдавали ценящего комфорт хозяина), и сразу же увидела фотоальбомы – они сильно выделялись своими размерами среди остальных книг, преимущественно философского и экономического содержания. Достала их и, присев к столу, принялась листать. Один из альбомов рассказывал о детстве Коли. Черно-белые снимки, где Коля в простой и удобной для него одежде (белой майке и темных трусах) бегал по саду, удил рыбу на фоне тихой глади озера, щурился от солнца в панаме, прижимая к груди миску с вишней, сидел за партой, сложив руки и внимательно глядя куда-то мимо объектива, должно быть, на доску или учительницу… В остальных альбомах были снимки, где он, уже взрослый, нехотя позировал рядом с той самой девицей, которую Валентина все еще продолжала считать его женой. Из надписей, сделанных аккуратным почерком шариковой ручкой кем угодно, но только не Колей (в редких случай употреблялось имя Николай), Валентина поняла, что девушку зовут Дина и что она действительно является женой орангутанга. Свадебные фотографии занимали едва ли не полтора альбома. Пышное белое платье, длинная фата, нежный, из крохотных розовых роз, свадебный букет, перевязанный белой лентой… И жених – словно проглотивший кол, испуганный, смущенный, бледный, в черном костюме, белой сорочке и в смешном, набок съехавшем галстуке-бабочке…
Итак, супругов звали Николай и Дина. Даже по фотографиям ясно, что он старше ее лет на двадцать, если не больше. Но, видимо, это и есть цена того комфорта и благополучия, в котором обитала эта холеная Дина, все обязанности которой в этом неравном браке сводились, скорее всего, к необременительным домашних хлопотам.
Ни о чем больше Валентина подумать не успела – она услышала те самые звуки, которых боялась услышать с самого начала своей аферы: кто-то пришел в эту квартиру… Но кто?
Она кинулась в кладовку и зарылась там среди вещей. Дыхание ее будто остановилось…
Глава 8
Перед Таней Бескровной стояла тарелка с жареной кетой, и девушка пыталась подцепить вилкой украшавшую рыбу клюкву. Напротив нее сидел Шубин – он отдал предпочтение тушеной говядине – и пересказывал свой разговор с секретаршей Ступина (они только что отвезли деньги – залог и, дождавшись, когда Ступина выпустят на свободу и он окажется в руках своего бухгалтера Блюминой, поехали обедать).
– Она все время плакала, говорила, что не верит, что Дину убили… Мне показалась, что она больше даже переживает за Ступина, чем за Дину, потому что постоянно твердила: «Она здесь ни при чем, это его хотели запугать».
– Но, если она так говорила, значит, имела в виду какой-то мотив… У него что, много конкурентов?
– Да конкурентов полно – достаточно только зайти в магазин, увидеть колбасу местных производителей, и сразу станет ясно, кто конкуренты. Но она-то здесь при чем? Зачем убивать ни в чем не повинную молодую женщину? Какой в этом смысл? К тому же Ступин не такой дурак, чтобы не понимать, что он делает. Перед тем как кого-то убить, обычно предупреждают…
– Может, его и предупреждали, но он значения не придал. Хотя я же говорила с ним – мне показалось, что ничего подобного не было, уж он бы не стал молчать, раз убили его жену.