Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)
Шрифт:
Переход был весьма неудачен. Сначала тихие ветры с противной зыбью, а потом весьма свежие западные продолжались две недели и заставили нас зайти в широту 481/2°. Здесь имели мы несколько дней благоприятный ветер, потом опять штили, наконец 7 августа настал SO ветер, сопровождаемый, как обыкновенно, мрачной и сырой погодой. Я правил на остров Акун так, чтобы иметь возможность пересечь Алеутскую гряду тем проливом, которым, смотря по ветру и обстоятельствам, будет выгоднее. Все здешние суда ходят обыкновенно Унимакским проливом, безопаснейшим из всех прочих; но, дорожа каждой минутой времени, решился я избрать Уналгинский, узкий и усеянный опасностями, но лежащий вплотную к берегу Уналашки и тем значительно сокращавший нам путь. Вечером 8 числа, находясь от северной оконечности Уналашки милях в 20 к востоку, легли мы в дрейф, с тем чтобы на рассвете спуститься в пролив. Но в полночь все переменилось: ветер сделался от OSO весьма крепкий, сопровождаемый дождем, густым туманом и столь стремительным падением барометра, что надлежало, наверное, ожидать бури, которая поставила бы нас в неприятное положение, потому что с плохими качествами нашего судна не было бы возможности миновать ни Уналашки, с одной стороны, ни – с другой – цепи весьма опасных островов, кончающейся островом Тигалды. Утро застало нас в положении неотрадном: крепкий ветер прямо в угол, образуемый островами, густой туман с дождем и стремительно падающий барометр. Необходимо было на что-нибудь решаться; идти в таких обстоятельствах, не имея притом уже несколько дней надежных обсерваций, в опасный пролив было предприятие почти отчаянное. Но если бы, держась в море, были мы застигнуты штормом и принесены к берегу ночью, тогда гибель наша была бы неизбежна. Итак, избирая из двух зол меньшее, я решился спуститься. Окруженные непроницаемым мраком, неслись мы быстро к берегу, близость которого возвещало нам множество морских и даже береговых птиц. Офицеры и матросы были все на своих местах, готовые в одно мгновение действовать, как потребуют обстоятельства. Вскоре после полудня проглянул на одну минуту сквозь туман маленький островок Яичный, лежащий в самом устье пролива на N, милях в полутора. Осмотрясь таким образом, могли мы уже кое-как, ощупью попасть в пролив. Вскоре обозначились сквозь туман со всех сторон буруны; глубина оказалась 27 сажен, грунт – ил, и мы поспешили бросить якорь, совершив благополучно предприятие, всю опасность которого одни только мореходы могут постигнуть.
За шесть лет, протекших с того времени, часто рассуждал я об этом дне и всякий раз вновь себя упрекал за опасность, которой подвергал мне вверенные судно и экипаж. Крайности сходятся во всех обстоятельствах жизни человеческой. Неуместная осторожность вводит нас часто в безрассудную решительность; напротив того, бывает иногда нужна великая смелость, чтобы решиться быть осторожным. Опасаясь быть брошенным на берег ожидаемой бурей, думал я отклонить опасность таким предприятием, которое в девяти случаях из десяти должно быть неудачно и, следовательно, гибельно; а между тем бури не было: стремительное падение барометра было только следствием юго-восточного ветра и наносимой им на берега большой сырости.
Вскоре по отдаче нами якоря туман стало местами разносить, и мы хорошо осмотрели острова Спиркин, Уналгу и два острых утеса, прославившиеся чудесным избавлением Кука. Мы были довольны своим положением в ожидании лучшего времени, между тем как новые хлопоты готовы были уже на нас обрушиться. Вечером, при наступлении отлива, жестоким нижним течением сдернуло якорь на глубину 70 сажен, и судно понесло на остров Уналгу. С трудом могли мы спасти якорь и поздно уже ночью, найдя под уналашкинским берегом глубину 37 сажен, остановились.
На рассвете 10 августа видели мы себя против губы Бобровой. Мы спешили воспользоваться свежим восточным ветром и снялись с якоря в то самое время, когда в Уналгинском проливе поднимался сулой, обыкновенно сопровождающий здесь отлив, идущий от NW. Сулой достиг нас, когда мы наполняли паруса, и хотя судно взяло 51/2 узлов ходУ, но по пеленгам мы подавались назад по 1/2 и по 1 миле в час, так что противное нам течение было по крайней мере 61/2 узлов. Часа три бились мы таким образом против жестокого волнения, прежде нежели стали сколько-нибудь подаваться вперед. Около 8 часов увидели байдару, шедшую поперек Бобровой губы к W, и для призыва ее легли в дрейф и выпалили из двух пушек. Это была компанейская байдара из селения Седаны, что на острове Спиркин, шедшая в Капитанскую гавань. Переговоры с байдарой доставили нам случай узнать, что и течение и сулой всю силу имеют только по самой середине пролива, ибо, подавшись несколько в Бобровую губу, мы вошли почти в тихую воду, а удалясь из нее, попали опять в струю. По выходе из сулоя ветер, по-видимому, стихал, а по входе в струю свежел по-прежнему. Сулой и течение укротились около 9 часов, и мы пошли в путь довольно успешно; в 10 часов миновали губу Самгануду (известную по двукратному пребыванию в ней Кука), берега которой, покрытые прекрасной свежей зеленью, представляют весьма приятный вид, украшенный еще многими стремящимися с утесов водопадами. От самой Бразилии мы не видели картины, столь веселой. Ни пожженные палящим солнцем горы Чили, ни угрюмые, хотя и великолепные, ситкинские леса не представляют ничего подобного.
Со свежим восточным ветром скоро достигли мы восточного предместья Капитанской гавани, где, заштилев под высоким берегом, взяты были на буксир двумя 16-весельными байдарами, высланными из селения Иллюлюк, прибуксировавшими шлюп к острову Амахнаку, где шквал от S заставил нас положить якорь. Селение Иллюлюк приветствовало нас 7 пушечными выстрелами, а вскоре явился и его правитель, Петровский, по русскому обычаю с хлебом-солью от своей супруги и с приглашением посетить их дом.
Мы не предполагали много пользоваться гостеприимством Петровского: все дела наши были кончены на другой день, пшеница свезена, байдарка с алеутами доставлена на шлюп, астрономические и магнитные наблюдения произведены, и я намеревался немедленно оставить остров Уналашка. Но вместо того свежий северо-западный ветер, поднявший большое волнение с моря, заставил нас уйти далее в губу, где затем безветрия и противные ветры продержали нас целую неделю. Мы всякий почти день пытались выйти в море, и всегда без успеха; так что посещение Уналашки вместо одного дня, как мы надеялись, стоило нам десяти – великая потеря в нашем положении, когда уже с каждой минутой следовало ожидать наступления осени, но потеря, которой мы не имели никакой возможности отвратить. Не ранее 19 августа нам удалось выйти опять в море.
Правитель Петровский и священник Уналашкинского отдела отец Иоанн Веньяминов старались, по возможности, усладить нам скуку вынужденного пребывания на Уналашке.
Отец Иоанн воспитывался в Иркутской семинарии и, в цветущих еще летах прибыв сюда, предался со всем усердием молодости занятиям, не только соединенным с обязанностью пастыря, но и служащим к пользе естественных наук. Он в короткое время узнал алеутский язык настолько, что мог на него перевести катехизис, [362] и как этим, так и кротким и разумным обращением снискал доверенность островитян в такой степени, что в ежегодные посещения отдаленных мест Уналашкинского отдела всегда находит готовых обратиться к вере, между тем как прежние его духовные дети начинают делаться христианами не по одному имени. Свободное от пастырских обязанностей время посвящает он наблюдению природы, делая большей частью сам нужные для того инструменты. От его трудолюбия можем мы ожидать со временем основательных сведений об алеутских островах и их жителях.
362
Перевод этот напечатан в нынешнем году в С. – Петербурге. К нему приложены весьма любопытные замечания о языке алеутов вообще.
Селение Иллюлюк – главное место Уналашкинского отдела. В нем живут 12 человек русских и до 70 человек алеутов обоего пола; для помещения конторы, ее правителя, священника, школы, больницы и пр. выстроены шесть домов; остальные жилища – деревянные же юрты, осыпанные снаружи землей. Но в этих юртах, снабженных, впрочем, окнами и трубами, находили мы, к удивлению, чистоту, которая сделала бы честь многим домам и не на Уналашке.
Незадолго до нашего прибытия отстроена и освящена церковь из доставленного из Ситки елового леса.
Уналашка терпит совершенный недостаток в лесе, который по возможности заменяется выкидным, собираемым с большим трудом по берегам Акуна, Саннаха и Уналашки.
Между выкидываемыми иногда целыми деревьями встречаются кипарисные, камфорные и одно, издающее розовый запах. Замечено, что выкидной, следовательно, пропитанный до некоторой степени морской водой, лес, даже ситкинский, несравненно прочнее свежего, доставляемого из Ситки. По приказанию камергера Резанова, который между многими несбыточными проектами имел и весьма здравые, клонившиеся к истинной пользе этого края, посажен на одном островке близ Уналашки еловый лес, растущий хорошо. Полагают, что березовый или ольховый был бы полезнее хвойного. Жаль, что на разведение леса на самом острове Уналашка не было доселе обращено внимания. Ни земля, ни климат тому не препятствуют; и совершенный недостаток лесов объясняется истребившими их вулканическими явлениями, которым до сих пор подвержена вся цепь Алеутских островов.
Без недостатка в лесе остров Уналашка представлял бы множество удобств и приятного для жизни. Он изобилует прекрасными лугами, на которых домашний скот чувствует себя весьма хорошо и которые на зиму доставляют хорошее сено. Скотоводство заведено здесь издавна и могло бы теперь уже быть значительно, если бы, по несчастью, несколько лет назад одно судно, нуждавшееся в провизии, не употребило (как нам говорили) из 15 голов 13 для себя; от оставленной для приплоду пары развелось к нашему времени до 30 голов. В селении устроен для них хороший скотный двор. Козы, доставленные сюда командиром помянутого судна из благодарности, нападая на тучную траву, растущую на юртах, грозят им разорением. Полезно было бы завести здесь овец и в особенности лошадей, которые весьма облегчили бы работу жителям, теряющим много времени в поиске по горам и в переноске в гавань ольховника и другого мелкого кустарника, употребляемого на дрова.
Состояние жителей Уналашки и вообще Лисьей гряды, как описывают его прежние путешественники, [363] во многом теперь изменилось. Они во многих отношениях обрусели, подражают русским в образе жизни, одеянии. Они все христиане, но только со времени о. Иоанна стали получать некоторое понятие об истинном значении этого слова, хотя, впрочем, усердны к исполнению обрядов веры, церковь посещают прилежно. О нелепости прежнего их лжеверия издавна натолковано им столько, что они неохотно говорят о прежнем. О. Иоанн с трудом узнает что-нибудь относительно старинных их обычаев, невзирая на все их к нему доверие. Многие стыдятся даже произносить прежнее свое имя. Они показывают большую склонность к образованию, и многие охотно посылают детей своих в учрежденную попечением о. Иоанна школу, где при нас было более 20 мальчиков. Школа первоначально была учреждена путем добровольной подписки, но теперь содержится на счет компании.
363
Кук, Сарычев, Лангсдорф.