Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)
Шрифт:
В пище самоеды весьма неразборчивы: как мужчины, так и женщины едят все что попадется; и только с белыми медведями, к которым самоеды имеют великое уважение, наблюдают некоторый особенный обряд. Содрав с медведя кожу, кладут его на сани (которые прежде окуриваются его же салом на случай, если садились на них женщины) и, разрубив на части, варят в вымытых горячей водой котлах. Голову варят не иначе как вне чума и едят ее одни только мужчины, а женщинам и к костям прикасаться не позволяется. Кости съеденного животного зарываются в землю. Губы сохраняют обыкновенно на случай клятвы.
Когда от самоеда нужно бывает отобрать какое-нибудь показание под клятвой, то сначала режут собаку и дают ему съесть сердце ее, а потом должен он, кусая медвежью губу, говорить: «как я кусаю твою губу, так ты меня кусай, если я лгу». Обряд этот показывает и причину уважения самоедов к белому медведю. Этот род присяги, называемый по-самоедски «рота», употребляет и земский суд на следствиях, производимых между самоедами.
Самоеды остров Вайгач называют Хаюдей-я, Новую Землю Едай-я. «Я» на их языке значит земля. Откуда происходит название Вайгач, им совершенно неизвестно.
31 августа продолжали мы опись южного берега Вайгача к W. Вскоре после полудня подул крепкий северо-западный ветер со снегом, вынудивший нас остановиться в Карповом становье. Небольшая и мелководная бухта эта открыта от SW и W, потому при ветрах с этой стороны на якоре в ней стоять невозможно, а должно карбас вытаскивать на берег.
Свежий противный ветер с туманом и снегом продолжался беспрерывно двое суток и удержал нас в бездействии, поскольку опись обширной Лемченской губы, простирающейся от Карпова становья к N, можно произвести не иначе как с попутным ветром или по крайней мере в тихое и ясное время. Между тем у работников моих оставалось пищи уже весьма мало, так что я не мог долее ждать перемены погоды и ветра и должен был 2 сентября переправиться на старое наше место, в Югорский Шар. К помощнику моему Рогозину отправил я в то же время на оленях самоеда с предписанием следовать для соединения со мной туда же.
Рогозин прибыл к нам 6 сентября вечером и привез с собой маленького моржа и белого медвежонка, промышленных им на пути. Действия свои со времени разлуки с нами описывает он следующим образом:
«20 августа отправились мы от реки Никольской вдоль материкового берега к О и в исходе второго часа пополудни пришли к реке Великой, которая одна из всех, в Югорский Шар впадающих, не забрасывается булыжником, защищена будучи лежащими перед устьем ее островами Сторожевыми. Кроме нее, все реки, не только на острове Вайгач, но и по материковому берегу от самой реки Коротаихи, бурями осенью свирепствующими, забрасываются камнем и вскрываются не ранее как весной, когда лед, во множестве по морю плавающий, препятствует к ним волнению. В реку Великую во всякое время карбасы входить могут, а в некоторых местах есть в ней глубина от 2 до 3 сажен.
От мыса Каменного переправились мы через пролив к Сухому Носу острова Вайгач, где остановились уже поздно вечером. При переезде через пролив самая большая глубина была 15 сажен.
На другой день (21 августа) приступили мы к описи берегов острова. Сухой Нос – каменный утес, высотой около 3 сажен, соединяющийся с островом низменным перешейком и от этого кажущийся островком. От него простирается к N утесистый берег, высотой от 2 до 5 сажен, окруженный каменными рифами. Опись в этот день кончили мы, не доходя верст двух до реки Пысловой, в которой остановились на ночлег.
К утру (22 августа) поднялся крепкий ветер от N с пасмурностью и снегом, с которыми невозможно было производить опись ни морем, ни берегом. Следующие два дня продолжалась та же погода. Я пытался продолжать опись берегом, но не мог пройти более 3 или 4 верст. 25 числа было гораздо тише, но жестокий прибой у берега не позволял нам оставить с карбасом нашего пристанища, почему и принялись мы, чтобы не терять времени, за береговую опись, которую в этот день продолжали на 15 верст. Между тем устье реки Пысловой от волнения засыпало совершенно мелким булыжником (орешником), который образовал поперек него стену 11/4 сажени вышиной. Река была теперь ничто иное, как озеро, которого с моря невозможно было и приметить. 26 августа работали целый день, чтобы перетащить карбас наш через эту плотину.
Реку Пыслову, как и все другие подобные ей реки, при всяком морском ветре сколько-нибудь засыпает мелким камнем, и потому она есть довольно ненадежное пристанище для карбасов. В самой же реке глубина более 10 футов. Берега ее утесисты и имеют высоты от 31/2 до 5 сажен.
27 августа с тихим от SSO ветром продолжали мы путь вдоль берега. Милях в четырех от реки Пысловой утесы прекращались и до самой реки Фальшивой, которую мы миновали около 6 часов вечера, шел берег пологий, высотой от 7 до 8 сажен; а от этой реки начинались опять утесы. Рифы делали весь этот берег совершенно неприступным. Меня весьма заботило то, где мы укроемся на ночь, ибо ветер начинал крепчать, а пройденная нами река Фальшивая была засыпана камнем. Мы должны были, однако же, идти к ней, как к единственному поблизости убежищу, и, по счастью, нашли в засыпи прорыв, сквозь который, хотя и с трудом, вошли в реку.
При самом входе увидели мы на берегу белого медведя, доедавшего нерпу. Мы сделали по нему два выстрела из винтовок, оба неудачно; от первого выстрела он отбежал сажен на 10 назад, но, посмотрев с минуту во все стороны, возвратился к своей добыче; при втором выстреле, вероятно, пуля просвистела близко мимо него, ибо он бросился стремглав в реку. Мы пустились за ним с карбасом и лодкой, скоро его догнали и убили носками.
28 августа крепкий ветер и ненастное время удержали нас в бездействии на месте. На другой день пустились мы вперед, но, не в состоянии будучи выгрести против сильной противной зыби, возвратились в реку Фальшивую и начали опись береговую, с которой в этот день прошли около 61/2 верст.
30 числа отправились в путь на карбасе, но, доехав до того места, где кончена была береговая опись, увидели невозможность продолжать ее морем, поскольку берег был совершенно неприступен, а с карбаса по причине великой зыби, ни курсов, ни пеленгов замечать было нельзя, ибо компас беспрестанно вертелся кругом. По этой причине возвратился я на прежнее наше место и впредь уже вел только береговую опись, взяв на этот предмет оленей у самоеда, кочевавшего поблизости реки Фальшивой.
31 августа, взяв с собой трех человек работников, палатку и необходимые только материалы и инструменты, отправился я на оленях вдоль берега, приказав остальным людям на карбасе через четыре дня приехать в Болванскую губу.
3 сентября к вечеру прибыл я на Болванский Нос, составляющий северо-восточную оконечность острова Вайгач. Вечером присоединился ко мне и карбас, оставленный в реке Фальшивой.
Берег от этой реки до Болванского Носа идет каменным отрубом высотой от 4 до 8 сажен, а в некоторых местах до 15 сажен. Для судов он совершенно неприступен; кроме речек Волчьей и Узкой, которые, однако же, часто забрасываются булыжником, нет ни одной, в которую бы карбасы могли входить. Рифы, как подводные, так и наружные, встречаются во многих местах. Плавника в ручьях не мало. Он состоит из мелкого лиственничного, соснового и частью березового леса, но более из мелкого ивового валежника.