Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)
Шрифт:
Мы нашли все цены с доставкой на судно и со всеми расходами умеренными. Только вино обошлось нам дорого.
Выйдя в море, старались мы как можно скорее удалиться от острова, однако же в следующее утро находились еще в виду его и зато были награждены зрелищем Пика де Тейде, показавшегося нам на несколько минут во всем своем величии.
Ветер, донесший нас до острова Тенериф, дул и во все время стоянки нашей так постоянно, что я принял его за настоящий пассат, но сильно ошибся. Выйдя в море, встретили мы SW ветры, частью и безветрия с зыбью, томившие нас более 10 дней. Мы неприятным образом испытали, как в мореплавании важна бывает потеря одного дня. Шлюп «Моллер», не останавливавшийся у Тенерифа и воспользовавшийся дувшим тогда NO ветром, был уже в тропиках и плыл с благоприятными ветрами, между тем как мы бились по нескольку дней почти на одном месте. Удивительная пустота, окружавшая нас, делала положение наше еще неприятнее. Раз или два видели мы бонитов, и однажды только порешила натуралистов летучая рыба, ударившаяся в шляпу рулевого и отпрянувшая на палубу.
15 ноября в широте 211/3° и долготе 21° получили мы, наконец, пассатный ветер, с которым плавание наше стало
К счастью, беспрерывная жестокая жара не имела вредного влияния на здоровье наших людей. В начале похода у нас всегда было по нескольку человек, больных большей частью простудными и желудочными лихорадками, ревматическими припадками и т. п. Усиленные работы в течение четырех или пяти месяцев при снаряжении судна и в начале плавания были причиной этого болезненного состояния, которое меня немало заботило; но со вступлением в теплый климат, где трудностей было гораздо меньше, они, видимо, укрепились в здоровье и к этому времени мы не имели ни одного больного. Лишним было бы говорить, что со стороны врача и моей обращено было строжайшее внимание на все, что могло служить к сохранению людей.
6 декабря, в день сугубо для нас торжественный, избавились мы, наконец, от неприятного положения: подул SO пассат, который в первые четыре дня дул тихо и непостоянно, но после установился и помог нам 13 декабря пересечь экватор в долготе 241/2W, после 40-дневного плавания от Канарских островов – самого неудачного из всех мне известных. Из множества [описаний] путешествий, находившихся на шлюпе, продолжительнейшее плавание имел адмирал Д’Антркасто – 36 дней; напротив того, удачнейшее – капитан Головнин на «Камчатке» – 18 дней.
Мы не забыли матросского шутливого обряда, совершаемого обыкновенно при первом переходе через экватор. В наш век просвещения, эгоизма и иронии этот обряд стал выводиться из обыкновения, как остаток времен варварских, даже на английских судах, где прежде обряд этот соблюдался с некоторого рода торжественностью. Едва ли есть чему радоваться! Называют его смешным, глупым, но то же самое более или менее относится ко всякому игрищу. Нептуналии наши – обряд не только совершенно невинный, но и весьма полезный; он развлекает, веселит людей, не привыкших еще к томительному однообразию морской жизни, и всякий пекущийся о своих людях капитан должен поощрять их не только к этому, но и ко всякого рода игрищам и забавам.
День этот замечателен для нас также по необыкновенной оживленности моря, составлявшей разительную противоположность с пустотой, царствовавшей по северную сторону экватора. Бониты и албикоры гонялись за летучими рыбами, акулы за бонитами; летучие рыбы огромными стадами поднимались на воздух, бониты выпрыгивали за ними вслед, производя со всех сторон всплески, как от рикошетных выстрелов в морском сражении. Несколько албикоров достались и нам в добычу.
Отсюда дальнейшее плавание было успешно и весьма однообразно. 26 декабря мы увидели мыс Фрио, а на другой день к вечеру в жестокую грозу и при проливном дожде положили якорь в заливе Рио-де-Жанейро. Полчаса спустя имел я удовольствие увидеть у себя капитана Станюковича, который опередил нас десятью днями.
Дальнейший отсюда путь капитан Станюкович решился направить около мыса Горн. Тем нужнее было нам спешить, по возможности, с окончанием всех дел, поскольку удобное для этого плавания время подходило уже к концу. С помощью нашего консула Кильхена приняты были без малейшей потери времени все меры к успешнейшему исправлению судна и снабжению его всеми потребностями. Наблюдения – астрономические и физические – также не были забыты; для проведения их переселился я на все время в Прайя-Гранде, на восточной стороне губы, где нашлось весьма удобное для этих работ место. Все мое время посвящено было наблюдениям; я ничего не видел и почти ни с кем не виделся, в городе был только два раза для необходимых дел. По всему этому, конечно, никто не будет ожидать, чтобы я сказал что-нибудь новое о стране, которая с каждым днем становится более и более известной в Европе.
8 января перебрался я обратно на шлюп; следующие за тем три дня прошли в окончательной подготовке судна к морю, составлении выписок из произведенных здесь наблюдений для отсылки в Россию и пр. Наконец 11 числа мог я известить капитана Станюковича о совершенной моей готовности.
Глава третья
Плавание от Рио-де-Жанейро вокруг мыса Горн до губы Зачатия и Вальпарайсо. – Пребывание в этих местах.
В тот же день по сигналу со шлюпа «Моллер» подняли мы один якорь, а в следующее утро вступили под паруса; но до наступления морского ветра успели дойти только до крепостцы Низменной. 14 января поутру с береговым ветром удалились от берегов настолько, что с наставшим в 10 часу морским ветром могли под всеми парусами взять курс S. Прибрежный муссон донес нас в двое суток до широты 271/2°; тут, после некоторых перемен, настал опять N ветер, и плавание наше было по-прежнему успешно. Проходя реку Ла-Плату, имели мы на короткое время крепкий ветер от SW, а потом опять благополучный из NW четверти. 22 января удивила нас встреча большого стада летучих рыб. Мы тогда были в широте 371/2°, и термометр показывал только 13°, так что и самим нам становилось уже свежо. 26 января достигли мы широты 423/4° S и долготы 55° W. Пользуясь тишиной, застигшей нас в этом месте, привязали мы новые паруса, готовясь к беспокойному плаванию около мыса Горн. Натуралисты также употребили этот день с пользой для обогащения своих коллекций многими экземплярами птиц, число которых около нас с приближением к Фолклендским островам заметно возрастало. Мы весьма часто сообщались с нашим спутником и, когда обстоятельства позволяли, посещали друг друга и делились добычами охоты и рыбной ловли.
2 февраля на рассвете увидели NO часть Фолклендских островов, а в 10 часов миновали, в расстоянии около 10 миль, устье обширной губы, ознаменованной несчастным концом путешествия капитана Фресинете, потерпевшего тут кораблекрушение. Свежий NO ветер быстро пронес нас мимо этого берега, который около полудня скрылся в пасмурности.
4 февраля прошли мы параллель Земли Штатов в долготе 60° и с этого времени стали, как говорится, огибать мыс Горн, который не замедлил сделать нам обычное свое приветствие. Вечером налетела буря от запада, всю ночь жестоко свирепствовавшая, с дождем и великим волнением. Поутру «Моллера» было не видно; густой туман покрывал горизонт; на сигналы наши ответа не было; мы разлучились. Сопутствие судна необыкновенно оживляет вечное однообразие продолжительного плавания; приятно видеть, что есть кроме нас человеческие существа на свете, и между судами рождается, наконец, такая же близость, как между обитателями судна. К этому присоединяется чувство о необходимости взаимной помощи; судно, оставшееся одно посреди океана, уподобляется человеку, одинокому в степи, и сходные эти положения производят на него равно неприятное впечатление. Собственно для меня разлучение это было тем неприятнее, что капитан Станюкович не назначал еще мне рандеву, [309] а потому и не знал я, где он именно остановится, в губе ли Зачатия или в Вальпарайсо; я полагал, что в первом месте, как указанном нам инструкциями, и потому решился сначала искать его там.
309
Это у нас техническое выражение.
Западные, большей частью крепкие, ветры, сопровождаемые, как обыкновенно, большим волнением и зыбью, продолжались 10 дней. Пользуясь каждой их переменой, меняли мы долготу довольно хорошо и 13 февраля прошли меридиан мыса Горн в широте около 61°. На следующий день имели кратковременную, но зато весьма жестокую бурю. 15 числа были в широте 611/4° – наибольшее наше удаление к югу. Отсюда ветры нам более благоприятствовали и, отходя то к N, то к S, позволяли с успехом менять как широту, так и долготу; так что мы 24 февраля прошли уже параллель Магелланова пролива, обойдя, таким образом, Огненную Землю за 19 дней, – плавание довольно удачное в столь позднее время года. Погода во все это время была сырая и холодная: туман, мелкий дождь, снег, град сменялись между собой; горизонт очищался весьма редко, а солнце показывалось сквозь мрак на одно только мгновение; термометр стоял обыкновенно между +2 °C и +4 °C. Со всем тем положение наше было весьма сносно, мы ни в чем не нуждались; продолжительных бурь не имели вовсе, а топившаяся с утра до вечера в жилой палубе печь сохраняла людей и от холода и от сырости. Я зяб более других, ибо в каюте моей термометр не поднимался выше 5–6 °C. В Петербурге при такой температуре в комнатах казалось бы невозможным жить; но мне она не препятствовала даже продолжать повседневные мои работы. Давно замечено, что такие вещи, которых в обыкновенной городской жизни опасаются, как производящих болезни, в морских путешествиях переносятся и легче и без всяких вредных для здоровья последствий; например, сквозной ветер: сколько катаров, ревматизмов и т. п. приписываются сквозному ветру. Мы живем век на таком ветре, не подозревая и существования его, или, лучше сказать, мы не знаем иного ветра, кроме сквозного, и все-таки не удостаиваем его права гражданства между 32 другими. [310] Приписывают это соленым частицам, содержащимся в морском воздухе, равномерной температуре его днем и ночью и многим другим вещам. Не оспаривая влияния всех этих причин, думаю я, однако же, что не менее всех их действует и то, что мы себя – волей или неволей – не нежим и притом ведем жизнь правильную и умеренную.
310
Моряки определяют направление ветра по румбам, разбивая горизонт на 32 части: сначала по направлению север-юг и восток-запад, затем каждый из получившихся прямых углов снова пополам (румбы – северо-восток, юго-восток, юго-запад, северо-запад) и т. д. Каждый румб обозначается комбинацией начальных букв названий четырех сторон света: N (Nord – север), S (Sud – юг), О или Е (Ost или East – восток) и W (West – запад).
Средние между ними направления обозначаются двумя буквами, например, северо-восток – NO, или NE, юго-запад – SW. Следующие деления обозначаются тремя буквами: северо-северо-восток – NNO или NNE, западо-юго-запад – WSW (т. е. посредине между юго-западом и западом) и т. д. Наконец, дальнейшее деление обозначается приписыванием справа к названию одного из 16 румбов буквы t (ten) с буквой того направления, к которому румб отклоняется от ближайшего из 16; например, NNWtN обозначает направление от N на один румб к западу и т. д.
Таким образом, все 32 румба от севера по часовой стрелке обозначаются так: N, NtE, NNE, NEtN, NE, NEtE, ENE, EtN, E, EtS, ESE SEtE, SE, SEtS, SSE, StE, S, StW, SSW, SWtS, SW, SWtW, WSW, WtS, W, WtN, NNW, NWtW, NW, NWtN, NNW, NtW.