Плазмоиды

Палий Сергей Викторович

– Так точно, – доложил командующий военно-воздушными силами, поднимая орлиный нос. – Рекомендую спуститься в бункер: там будет безопасней.

– Хватит нести ерунду, – усмехнулся министр. – Безопасно теперь на том свете, не ближе. Если только все, что мы видим вокруг, – не есть тот свет. Приступайте! Когда эскадрилья поднимется в воздух, тогда и спустимся в бункер…

– Мы не можем использовать против плазмоидов ядерное оружие, которое, несомненно, их уничтожит. По той простой причине, что оно уничтожит и нас, – проговорил Буранов, стоя перед генералами и чиновниками разных мастей. – Насколько мне известно, ни в какой другой стране пока не было изобретено то, чем мы рискнем поразить противника

сегодня. А может, никто не пытался поразить. Или же пытались, но не получилось.

– Безумие, – прошептал кто-то из военных. – Как в небо пальцем тычем.

Буранов услышал.

– Предложите любое другое безумие, уважаемый генерал, и попробуем его вместо этого, – сказал он. И жестко добавил: – Если не ошибаюсь, у доблестной армии запас безумий иссяк.

– Андрей, перестань дерзить и переходи к делу. Тут тебе не собрание юннатов, – грубо одернул его Пимкин, протирая очки рукавом шинели.

– У нас почти нет шансов на успех, – произнес подросток, опустив глаза. – Я хочу, чтобы каждый пилот, садящийся за штурвал истребителя, знал это.

– Знают, – зло процедил один из полковников ВВС.

– Это хорошо, – поднял глаза Буранов. На морозе они слезились, болезненно поблескивая. – Пушки, которыми оснащены самолеты, не имеют аналогов. Их можно было бы довольно легко построить и полвека назад, но никто не испытывал надобности в оружии подобного класса. Даже опытов таких не проводили, ибо они имели нулевую научную и военную ценность.

Он подошел к белой доске, установленной прямо посреди ангара, и начертил маркером круг. Затем нарисовал внутри него три знака «плюс» и три «минуса».

– Представьте, что это плазмоид. Рисунок, конечно, очень схематичен, но нам достаточно и такого.

– За дебилов держит, Алексей Иванович, – шепнул командующий ВВС министру обороны. – На КМБ бы его отправить. Месячишка этак на три…

– Я как-то вам уже объяснял, – продолжил Буранов, – что одним из условий существования плазмоида в стабильном состоянии является так называемая квазинейтральность. Практически точное равенство в его «теле» количества положительных и отрицательных частиц. Пока это условие соблюдается – вещество внутри плазмоида находится в равновесии. Он стабилен. А стало быть – жив и активен. Может перемещаться, вбирать энергию из окружающего мира, выплескивать ее обратно, менять плотность, спектр излучения, размер в определенных пределах. Мыслить, в конце концов.

Андрей взял маркер и дорисовал вертикальные черточки к двум «минусам». Теперь внутри круга стало 5 «плюсов» и всего 1 «минус». Он обернулся к военным и без лишних слов произнес:

– Если у нас получится сделать вот так – мы его выведем из стабильного состояния. Нарушим внутреннее равновесие. Уничтожим.

– Ну и в чем же сложность? – спросил министр. – Пару плюсиков добавить?

– Сложность в том, что неизвестно, сколько времени понадобится плазмоиду такого размера, – Буранов указал глазами вверх, – чтобы восстановить равновесие. Успеет ли он восполнить недостающие частицы или выкинуть лишние, прежде чем перестанет существовать, или не успеет. Дело в том, что, по законам физики, нарушение квазинейтральности в объеме, занимаемом плазмой, ведет к немедленному появлению сильных электрических полей пространственных зарядов, тут же восстанавливающих квазинейтральность. Вопрос в том: насколько коротким получится это «тут же».

– Иными словами, Андрей, мы впрыскиваем ему вирус, – задумчиво посмотрев на свои жилистые руки, произнес Пимкин. – И дальше все зависит от того, успеет его иммунная система нейтрализовать инфекцию до наступления летального исхода или нет? Так?

– Удивительно точное сравнение, Николай Сергеевич! – кивнул Буранов, принимаясь быстро рисовать

на доске кружочки и стрелочки, выписывать цепочки формул. – Только вместо вируса мы облучаем его узконаправленным потоком барионных U-резонансов, распадающихся на мезоны и протоны. Последние и увеличивают плотность и количество положительных частиц, нарушая квазинейтральность, то есть стабильность плазмоида. Взгляните на этот график. В отличие от других нестабильных частиц резонансы распадаются в основном за счет сильных взаимодействий, поэтому их времена жизни лежат в интервале, совпадающем по порядку величины с характерным ядерным временем… Вот формула, где це маленькое – скорость света в вакууме, а эр большое с подъиндексом «яд» – характерный радиус сильных взаимодействий, примерно равный комптоновской длине волны пи-мезона… Время жизни таких частиц очень мало – десять в минус 23 степени секунды. Поэтому, чтобы частицы успели достигнуть цели и взаимодействовать с веществом плазмоида, мы будем использовать U-резонансы, которые не распадаются гораздо дольше обычных. Они отреагируют именно тогда, когда нам нужно… Вы скажете: гораздо проще было бы использовать пучок обыкновенных разогнанных протонов и «накачать» уродов под завязку положительным зарядом. И будете неправы. Этого делать никак нельзя, потому что протоны слишком тяжелы. Они не задержатся в «теле» плазмоида, а прострелят его навылет, не успев создать нужный нам дисбаланс. Поэтому я и подумал, что резонансы – короткоживущие возбужденные состояния сильно взаимодействующих адронов…

Подросток внезапно замолчал и перестал увлеченно чертить – свободное место на доске закончилось, поглощенное мешаниной из цифр, буковок, значков, векторных стрелочек, графиков и прочих каракулей. Он повернулся к генералам и чиновникам, безмолвно наблюдавшим это немыслимое священнодействие, и виновато улыбнулся.

– Мы все же – военные, Андрюша, – осторожно, даже ласково промолвил Пимкин, поправляя шинель. – С нами бы попроще. Я так понял: вирус – в шприц, шприц – в эту огненную задницу, и ждать реакции.

– Если схематично – да, – потупившись, шмыгнул носом Буранов. – Если… очень схематично.

Снегопад почти прекратился, краем глаза отметил Ненилин, подходя строевым шагом к командующему и тысячи раз выверенным движением отдавая честь.

– Товарищ генерал-полковник, 21-я эскадрилья 2-го авиационного полка готова к выполнению боевого задания. Докладывал командир эскадрильи майор ВВС Александр Ненилин. Разрешите приступить?

Командующий сделал шаг вперед и положил ему тяжелую руку на плечо.

– Саша, а ведь мы с тобой всего однажды летали в паре. Помнишь, когда ты еще курсантом был?

– Так точно, товарищ генерал-полковник. Помню.

– Брось ты, Сашка. Заладил то же мне… товарищ… камрад… – Командующий раздул ноздри. – Удачи тебе там. Удачи… в нашем чужом небе.

Ненилин посмотрел ему в глаза и медленно опустил веки. Прощаясь. Развернулся и быстро пошел к своему истребителю. Под летными сапогами стучал бетон взлетно-посадочной полосы, а рядышком скользила едва заметная тень от тусклого света плазмоида, продолжавшего насмешливо висеть над аэродромом.

Майор не поднял головы. Он не считал, что противник достоин того, чтобы встретиться с ним взглядом. Да и как это возможно сделать с тем, у кого нет глаз.

И у кого нет сердца.

Ненилин десяток раз отработал с ребятами схемы атаки, повторной атаки, отступления, обходных и уклонных маневров, чтобы действия всех двенадцати истребителей были синхронизированы в условиях отсутствия радиосвязи. Каждое движение было обговорено и сотни раз отрепетировано в ходе тренировок. Если бы это был привычный противник, у него бы не осталось ни единого шанса…