Плазмоиды
Шрифт:
Военный аэродром «Кубинка-2» превратился в облако высокотемпературной плазмы в течение секунды.
С окружающим пространством стали происходить аномалии, заметные даже невооруженным глазом: воздух сначала прогнулся широкой линзой, будто его что-то всосало внутрь огненного марева, а затем вспух глянцевитой полусферой. Невообразимые энергии вспороли окрестности базы мерцающими клинками молний, рассекающими бетон, словно папиросную бумагу, крошащими здания в пыль, рвущими нити железнодорожных путей, превращающими снежные равнины в
Ненилин ощутил зверский толчок в дрожащий корпус своей машины и потерял сознание. Самолет швырнуло почти вертикально вверх, закрутив волчком.
Майор не увидел ужасающей картины: одиннадцать современных многотонных истребителей 21-й эскадрильи 2-го авиационного полка разметало ударной волной в стороны, словно былинки.
Операция «Равновесие» завершилась успешно. Но…
Гнев потревоженного неба оказался чудовищен.
Глава третья
Состав несся с предельно допустимой скоростью. На поворотах люди вцеплялись в поручни мертвой хваткой, чтобы не шарахнуться обо что-нибудь и не покалечиться.
Секретная ветка метро, ведущая из бункера, расположенного в окрестностях Кубинки, в Москву, имела аварийный выход в районе Голицыно. Только это и спасло высших армейских офицеров и правительственных чинуш от огненной волны, с огромной скоростью распространившейся по подземному тоннелю после колоссального взрыва на аэродроме.
Наконец скрежет тормозов резанул по ушам, и поезд остановился.
Выбравшись из вагона на перрон, генералы бегом направились к лестнице, ведущей на поверхность. Далекие толчки не переставали сотрясать пол под ногами, вибрация ощущалась даже за двадцать километров от эпицентра.
Машинист покинул кабину, и дежурный вдавил кнопку экстренной изоляции путей. Тяжелая бронированная плита стала поворачиваться, отгораживая замерший поезд от внешнего мира. Когда оставалась щель шириной не больше метра, из тоннеля вдруг резко дохнуло сухим горячим воздухом.
– Скорее! – крикнул Пимкин, оглядываясь.
Дежурный отставал от основной группы. В глазах невысокого старлея читался страх. Он, спотыкаясь и отшибая коленки, взбирался вверх по крутым ступенькам.
Раздался хлопок, и Пимкина ударило в спину плотной стеной воздуха, вырвавшегося из подземной каверны. Падая, он успел заметить, как внизу начали лопаться лампы дневного света, брызгая дождем мелких осколков. Вмиг стало нестерпимо жарко.
Дежурный старлей тоже распластался на лестнице да так и остался лежать лицом вниз. Генерал с трудом поднялся на ноги и хотел было помочь парню, но тут громыхнуло во второй раз, и из полуметровой щели мощной жужжащей струей хлынуло пламя. Стена огня буквально снесла стоящий на путях состав из шести 30-тонных вагонов…
Бронированное перекрытие заклинило. В полуметровом отверстии бушевали смертоносные оранжевые сполохи.
– Пимкин, живей! Здесь через минуту будет духовка! – перекрикивая рев рвущегося из тоннеля огня, позвал министр обороны.
Генерал понял, что помочь потерявшему сознание старлею он уже не в силах, и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх, рискуя оступиться и сломать шею. Позади уже колыхалось огненное море. Загорелась пластиковая обшивка стен, крашеные деревянные перила, проводка. Электрический свет окончательно погас.
За спиной остался лишь желто-красный свет ада.
Впереди маячил голубоватый прямоугольничек выхода, где солдаты уже помогали обезумевшим от такого спринта офицерам и чиновникам покинуть опасный грот.
Жар мерзкими костистыми пальцами схватил Пимкина за незащищенную шею. Он вскрикнул и, не останавливаясь, рывком поднял воротник шинели…
Носок ботинка зацепился о край ступеньки, и генерал едва успел выставить руки перед собой, чтобы не разбить лицо. Ладони отозвались нестерпимой болью, левую коленку будто проткнули насквозь стальным прутом. Очки слетели и, жалобно звякнув, лишились стекол.
Огонь стремительно подбирался сзади, сыпля искрами и выстреливая каплями расплавленного пластика.
«Крышка, – мелькнула мысль. – Обидно…»
– Николай Сергеевич, что же вы… – Буранов схватил генерала за отвороты и постарался поднять.
Лицо подростка подсвечивалось пляшущими языками пламени снизу и казалось в этот миг страшным, перекошенным гримасой ярости.
– Андрюша, беги! – крикнул Пимкин. – У меня нога, кажется, сломана! Я слишком тяжелый, тебе меня не доволочь! Лицо Буранова вдруг стало еще страшней. Он рванул генерала изо всех сил и просипел:
– Что, совсем жить надоело, старик? Ведь мы нашли их уязвимое место! Струсил? Струсил, а? Струсил?!
И вот тут Пимкина охватила такая злость на этого молокососа, что он отшвырнул от себя руки Андрея и, взвыв от боли в коленке, поднялся.
– Да я столько раз заживо себя хоронил, щенок, сколько тебе за жизнь девок не перетрахать! – прошипел он, делая шаг.
– Вот и дайте мне шанс, – нагло заявил подросток, протягивая ладонь, – вдруг еще перетрахаю?
Пимкин сурово взглянул ему в глаза, отражающие бурлящее пламя, и все-таки взялся за руку…
Просто – остальные уже были далеко. Сильные, взрослые люди, боевые офицеры и штабные крысы уже выбирались на поверхность, оставив его в клокочущем огненном колодце. Он сам не лучше – только что бросил дежурного лежать ничком, резонно посчитав, что никак не успеет спасти отставшего старлея.
А хлипкий пацан, которому еще не исполнилось и шестнадцати, вернулся и за шкирку встряхнул его, стареющего генерала, тысячи раз горевшего и тонувшего. Не только на поле боя, но и в каменной пещере собственного сердца.