Плазмоиды
Шрифт:
– Тогда не обязательно. Ни у кого, случайно, сложных имплантатов или кардиосистем каких-нибудь нет? – уточнил капитан, бросая на стол шлем, карабин с лазерным прицелом, фонарь и прочее снаряжение. – Иначе закоротит мигом. У нас однажды сотрудник погиб: сердце остановилось.
– В заднице у меня бластер вмонтирован, – не выдержала и огрызнулась Маринка.
Ветка прыснула со смеху и дернула мать за штанину. Мол, чего ругаешься?
– Я вас предупредил, – не отреагировав на подколку, сказал капитан. – Проходите сюда. Не волнуйтесь это обыкновенное ЭМ-поле. Довольно сильное,
– А нейроны ведь тоже на электрических импульсах… – проворчал Максим, проходя сквозь воздушное марево. – У меня мозги не дефрагментируются, случайно?
Капитан, прежде чем последовать за Максимом, наконец отпустил солдат. Он приказал рослому кавказцу проводить раненого Василия в лазарет, а затем разрешил отдыхать до полудня.
За матовой стеной диэлектрика оказался точно такой же вестибюль. А в дальнем его конце – точно такой же лифт. Словно зеркало.
Ни охраны, ни заметных камер слежения. Пустой кессон святая святых национальной безопасности. Или же не все здесь так просто, как кажется?
На лифте они спускались еще минуты полторы.
«Это ж на какой глубине основные помещения находятся? – соображал Максим, пока кабина бесшумно скользила вниз. – Метров сто? Двести? И весь этот подземный бункер окружен непроницаемым для плазмоидов эбонитовым коконом? Или не весь? Они что, за месяц такую дуру отгрохали? Нереально… Хотя от Минобороны и не такого можно ожидать».
Маринка во время спуска молчала. Ветка тоже. Долгов и не приставал к ним, понимая, что они невероятно устали. И вся эта усталость, аккумулировавшаяся в течение долгих недель скитания, теперь прорвалась наружу в одночасье.
Дальше было блуждание по бескрайнему лабиринту коридоров, в которых лишь изредка встречались люди. В основном в форме, хотя пару раз Максим видел и штатских, с любопытством оглядывающихся на «бомжеватую» компанию.
Двери, двери, двери, затемненные стекла, турникеты, лестницы, повороты, развилки и перекрестки… Минут через десять Максиму стало казаться, что капитан водит их кругами. Возможно, так и было – точно не определишь. Ведь везде их окружали одинаковые светло-зеленые стены, покрытые полимерными обоями, одинаковые полы с серым ковровым покрытием, одинаковые люминесцентные лампы, одинаковые красные гвоздики, перечеркнутые мечом и булавой – эмблемы ГРУ… Лишь один раз окружающая обстановка изменилась, когда капитан провел их мимо большого прозрачного стекла, на котором мерцала фосфором надпись: «Ситуативный центр». В открывшемся взору помещении за этим стеклом царила самая настоящая суета, напомнившая Долгову почему-то ЦУП, каким его изображают в голливудских фильмах во время старта космического корабля. И снова – эмблемы, повороты, лампы… Ни связи, ни докладов командованию – ничего…
И вот, когда Ветка уже начала хныкать, а Маринка, судя по испепеляющим взглядам, готова была проломить капитану череп – благо не нашлось рядом подходящего инструмента, – он остановился возле одной из дверей-клонов и приложил палец к неприметному сенсору.
– Дежурный, – ответил невидимый динамик из стены.
– Капитан Ропотюк, – ответил капитан, устало глядя на светло-зеленые обои.
– Да вижу, что не кенгуру, – усмехнулась стенка. – Чего в бомжа-то вырядился?
– У себя? – не реагируя на сарказм, спросил капитан.
– У себя. Ты бы еще пораньше приперся. Поспать, блин, людям не даешь… – проворчала стенка.
– Открывай. Код «Квинта».
– Твою мать… Чего сразу-то не сказал?
Щелкнул замок. И ручка двери засветилась изумрудным.
– Заходите. Вас ждут, – сухо сказал капитан и, не попрощавшись, пошел прочь.
Он не обернулся.
Он просто выполнил приказ.
После того, как единственный его сын – Сашко – сорок дней назад погиб в Карелии, капитан спецназа ГРУ Денис Ропотюк лишь выполнял приказы – остальное казалось каким-то несущественным, лишним в этой жизни.
Остальное – потеряло смысл.
То скупое, предновогоднее сообщение навсегда сломало участвовавшего в десятках боев командира…
…Необычное явление российские метеорологи зафиксировали прошлой ночью в Карелии. Кратковременная магнитно-термическая вспышка, в результате которой был в буквальном смысле слова выжжен круг трехкилометрового диаметра…
…к сожалению, оказался застрявший автобус с группой студентов, направлявшихся на отдых к побережью Баренцева моря…
«Надо бы помянуть. Сегодня – сорок дней», – отрешенно подумал капитан, бредя по бесконечному серо-зеленому коридору мимо одинаковых запертых дверей.
Генерал надел очки и внимательно посмотрел на переступившую порог троицу.
Мужчина лет тридцати пяти – сорока, роста выше среднего, с правильными, но не особенно запоминающимися чертами лица, скрытыми сейчас за коркой грязи и крови.
Одет в плотные штаны, изодранный теплый свитер и перепачканную куртку непонятного цвета. На ногах – высокие ботинки.
Симпатичная миниатюрная женщина, младше своего спутника лет на пять. Черные волосы спутаны, лицо бледноватое, изможденное, руки испачканы по локоть в какой-то застывшей бурой массе. На ней – пуховая кофта, непромокаемый утепленный комбинезон и сапоги без каблуков.
И маленькая девочка. Копия матери. Эту кроху генерал видел впервые, хотя заочно – по досье – уже познакомился. Чумазые щечки, краснющие усталые глазенки, в которых застыло любопытство напополам с обидой. На плечи девочки наброшен громадный для ее габаритов армейский бушлат. Он накрывает все тельце, а края волочатся, словно мантия…
– С днем рождения, Вета, – выдавил генерал, чувствуя, как комок в горле с трудом позволяет протолкнуться словам. – Ведь у тебя сегодня юбилей?
– Чего? – недоверчиво переспросила девочка.
– Тебе пять лет исполнилось, правильно?
– Ну…
– Это – первый юбилей.
– А вы откуда знаете, что у меня день рождения? – не сдавалась она.
– Я? – Генерал на миг смутился. – Я подглядел в книге твоей судьбы.
– Враки, – тут же разоблачила его девочка. – Судьбы нет. Мам, кто этот дядька?