Плексус
Шрифт:
Снисходительная улыбка на ее губах разозлила наконец меня.
– Что это ты так улыбаешься?
– спросил я.
Добрую минуту она молчала, решая, стоит ли отвечать.
– Потому что, Вэл… потому что мне интересно, что ты скажешь, узнав, что еще он может исцелять.
Странно, но это звучало правдоподобнее и больше отвечало его характеру, нежели все, что она говорила о нем раньше. Но я уже не мог отказаться от насмешливого и скептического тона.
– Откуда ты знаешь?
– спросил я.
– Ты что, видела, как он исцелял кого-нибудь?
Она честно отказалась отвечать на этот вопрос. Однако продолжала стоять на своем, говоря, что может поручиться,
– От чего же он лечит, от головной боли?
– насмешливо спросил я.
Она опять сделала долгую паузу. Потом серьезно, почти торжественно заявила:
– Он исцеляет от рака, если тебе это о чем-то говорит.
Тут я просто осатанел.
– Ради Бога, - закричал я, - что за чушь ты несешь! Совсем сбрендила? Ты еще скажи, что он воскрешает мертвых.
На ее лице мелькнула улыбка. Голосом, уже не столько серьезным, сколько мрачным, она сказала:
– Хочешь - верь, хочешь - нет, Вэл, но это было. Когда он жил с навахо. Потому-то они так любили его…
– Ладно, дурочка, на сегодня хватит. Давай сменим тему. Если скажешь что-то еще в том же роде, я подумаю, что у тебя шарики за ролики зашли.
Тут я услышал такое, отчего прямо-таки подскочил на месте.
– Клод говорит, что видит тебя. Он знает все о тебе… постигает тебя внутренним взором. И не думай, что я ему рассказывала о тебе, этого не было! Хочешь услышать больше?
– Она продолжала: - Тебя ждет потрясающая карьера: ты станешь всемирно известен. Как говорит Клод, сейчас ты слеп. Поражен духовной слепотой, а еще глух и нем…
– Клод так сказал?
– Вся моя ирония улетучилась.
– Хорошо, сообщи ему, что я увижусь с ним. Завтра вечером, пойдет? Но только не в этом вашем проклятом заведении! Она была в восторге от моей полной капитуляции.
– Можешь положиться на меня, - ответила она, - я подыщу спокойное местечко, где никто вам не помешает.
Я, естественно, не мог удержаться от искушения выпытать, что еще Клод говорил обо мне.
– Узнаешь все завтра, - повторяла Мона.
– Не хочу портить тебе удовольствие.
Заснул я с трудом. Клод являлся мне во сне, каждый раз в ином обличье. Хотя у него было тело подростка, говорил он голосом старца. На каком бы языке он ни обращался ко мне, я прекрасно понимал его. Я ничуть не удивился, как это ни было странно, когда сам заговорил по-венгерски. Не удивился и тому, что вдруг оказался верхом на лошади, которая была не оседлана, а сам я - босой. Часто наши беседы происходили в иных странах, в отдаленных уголках мира: Иудее, Нубийской пустыне, Туркестане, Патагонии, на Суматре. Мы перемещались каким-то нематериальным способом, всегда оказываясь там, где странствовали наши мысли, с естественной легкостью, но и не посредством усилия воли. Никогда я не видел столь приятных снов, кроме разве что определенных сексуальных. И не просто приятных, но в высшем смысле поучительных. Этот самый Клод скорее был моим alter ego, хотя временами поразительно напоминал Христа. Он принес мир моей душе. Указал путь. Больше того - даровал мне смысл жизни. Я наконец что-то представлял собой и не должен был никому это доказывать. Я был как бы узником мира и однако ж не жертвой. Я ощущал себя полностью обновленным, как человек, наконец-то освободившийся, изживший душевную смуту. Странно, мир оказался куда меньше, чем я "предполагал. Более интимным, более понятным. Это был не тот мир, которому я противостоял; он был подобен спелому плоду, внутри которого я находился, который питал меня своими соками, был неистощим. Я ощущал свое единство с ним, единство со всем - и по-другому не могу это выразить.
Судьба распорядилась так, что мне не удалось встретиться с Клодом на следующий вечер. Когда завечерело, я был в Ньюарке или где-то еще и болтал с покупателем, который меня просто очаровал. Это был чернокожий, работавший грузчиком в порту, чтобы оплатить свою учебу на юридическом факультете. Уже несколько недель он сидел без работы и был не прочь послушать, как я расписываю достоинства энциклопедии. В тот момент, когда он приготовился украсить своей закорючкой нотную линию на бланке заказа, из двери высунулась его престарелая мать и упросила меня остаться обедать. Она извинилась, что помешала нам, и объяснила, что они собираются после обеда пойти на митинг, и она должна напомнить сыну, чтобы он переоделся. Тот выронил ручку и скрылся в ванной комнате.
Пока я ждал его, мой взгляд упал на афишку. В ней оповещалось, что великий негритянский лидер У. Э. Беркхардт Дюбуа выступит с лекцией сегодня вечером в городской ратуше. Я едва дождался, пока вернется мой новый знакомец. Я возбужденно расхаживал по комнате. Ведь я знаю этого Дюбуа. Давным-давно, когда я обожал ходить на всяческие лекции, мне довелось слышать Дюбуа, говорившего о великом наследии негритянской расы. Это происходило в каком-то зальчике в нижнем Ист-Сайде; аудитория, как ни странно, состояла в основном из евреев. Этот человек врезался мне в память. У него было приятное, Истинно арийское лицо и внушительная фигура; тогда, если не ошибаюсь, он носил эспаньолку. Позже я узнал, что он родился в Новой Англии; его предки были с примесью французской, голландской и прочих кровей. Больше всего мне запомнилась его безупречная дикция и огромная эрудиция. Он говорил напористо, прямо, и эта его манера сразу покорила меня. Выдающаяся личность, это я понял с первого взгляда. К тому же не будь его, думал я, кто бы и когда опубликовал мою первую статью?
За обеденным столом я познакомился с другими членами семейства. Сестра, молодая женщина лет двадцати пяти, была на удивление хороша. Она тоже собиралась идти на лекцию. Это решило дело - "Клод мог подождать. Когда я сообщил им, что однажды слышал Дюбуа и восхищаюсь им, они уговорили меня пойти с ними в качестве их гостя. Тут молодой человек вспомнил, что так и не подписал бумагу; он попросил позволить ему сделать это, прежде чем снова забудет. Я почувствовал себя неловко, словно надул его.
Подумайте сперва хорошенько, - сказал я.
– Если действительно хотите иметь эти книги, можно заказать их позже по почте.
– Нет-нет!
– тут же вскричали мать и сестра.
– Он подпишет сейчас, не то он никогда этого не сделает. Вы же знаете, что мы за народ.
Тут сестра поинтересовалась, о чем, собственно, идет речь. Пришлось объяснить ей в двух словах, каким бизнесом я занимаюсь.
– Звучит заманчиво, - сказала она.
– Оставьте мне несколько бланков, думаю, я смогу обеспечить вам парочку лишних заказов.
Мы быстро покончили с обедом и набились в машину. Недурную как мне показалось. По дороге мне рассказали о деятельности Дюбуа с тех пор, как я последний раз слушал его. Он откликнулся на предложение преподавать на Юге - месте, не подходящем для него с его темпераментом и воспитанием. В его речах, по их мнению, появилось больше горечи и язвительности. В порыве откровения я сказал, что он напоминает мне - сам не могу сказать почему - Рабиндраната Тагора, которого я тоже слышал когда-то давно. Может быть, дело в том, что ни тот ни другой не колебался, когда нужно было сказать правду.