Плексус
Шрифт:
– Простите, - перебил я его, - но каким образом вы так хорошо меня узнали?
Теперь пришел его черед улыбнуться. Он совершенно спокойно ответил:
– Я давно знаю вас - по своим снам. Вы являлись мне неоднократно. Конечно, я не знал, что это были вы, пока не повстречался с Моной. Тогда я понял, что это не кто иной, как вы.
– Странно, - пробормотал я.
– Не так уж странно, - сказал Клод.
– Со многими людьми происходит такое. Однажды на улице в маленькой китайской деревушке мне встретился человек, который, взяв меня за руку, сказал: «Я ждал тебя. Ты появился вовремя». Он был маг. Чернокнижник.
– Вы тоже маг?
–
– Едва ли, - ответил Клод. И добавил тем же тоном: - Я занимаюсь предсказаниями. Этот дар у меня от рождения.
– Но если не ошибаюсь, вам это не очень-то помогает?
– Это правда, - сказал он, - но это позволяет мне помогать другим. Конечно, если они хотят, чтобы им помогли.
– И вы хотите помочь мне?
– Если смогу.
– Прежде чем мы продолжим, - сказал я.
– не могли бы вы немного рассказать о себе? Мона кое-что рассказывала о вашей жизни, но как-то невразумительно. Скажите, если не трудно, вы хотя бы знаете, где родились, кто были ваши ото а и мать?
Клод заглянул мне в глаза и сказал:
– Это то, что я сам пытаюсь узнать. Возможно, вы мне поможете в этом. Вы не являлись бы мне так часто во снах, если вам не суждено сыграть важную роль в моей жизни.
– В снах? Скажите, в каком образе я вам являлся?
– В разных, - с готовностью ответил Клод. И ног да в образе отца, иногда - дьявола, а иногда ангела-хранителя. И всякий раз ваше появление сопровождалось музыкой. Я бы сказал, небесной музыкой.
Я не знал, как это воспринимать.
– Вы, конечно, сознаете, - продолжал Клод, - что имеете власть над другими людьми. Большую власть. Однако вы редко пользуетесь ею. Когда же пользуетесь, то обычно не впрок себе. Вы стыдитесь того лучшего, так сказать, что в вас есть. Вас скорее считают злым и грубым, нежели добрым. И вы иногда бываете злым, злым и грубым, особенно по отношению к тем, кто вас любит. Вот что вам необходимо в себе изжить… Но скоро вам предстоит испытание.
– В вас, Клод, есть что-то мрачное. Я начинаю подозревать, что вы обладаете способностью к ясновидению, или как там вы это предпочитаете называть.
На что Клод ответил: Вы по существу человек верующий. Глубоко верующий. Ваш скепсис - вещь преходящая, доставшаяся вам от какой-то прошлой жизни. Вам нужно освободиться от неуверенности - прежде всего неуверенности в себе, - она не дает вам вздохнуть полной грудью. Быть самим собой - это значит всего-навсего плыть по волнам житейского моря вольно, как пробка. Никакое настоящее зло не коснется вас, не нанесет вам вреда. Вы способны пройти сквозь огонь.
Но если вы отклонитесь от предначертанного вам пути, а один вы знаете, в чем он состоит, то сгорите дотла. Из того, что я знаю о вас, это мне яснее всего.
Я вполне откровенно признал, что не услышал ничего такого, что не знал бы или о чем не догадывался сам.
– Много раз я смутно чувствовал то, о чем вы сказали сейчас. Однако пока не вижу ясно всей картины. Продолжайте, пожалуйста, я внимательно слушаю.
– Объединяет нас то, - сказал Клод, Я что оба мы ищем своих подлинных родителей. Вы спрашивали, где я родился. Я найденыш; мои родители оставили меня на чужом крыльце где-то в Бронксе. У меня такое подозрение, что они, кем бы ни были, выходцы из Азии. Может, из Монголии. Когда я заглядываю вам в глаза, я почти убежден в этом. В вас, несомненно, есть монгольская кровь. Кто-нибудь замечал это раньше?
Теперь и я посмотрел долгим взглядом на молодого человека, который говорил мне такое. Я охватил всего его взглядом, так выпиваешь залпом стакан воды, когда хочется пить. Монгольская кровь! Конечно, я уже слышал это прежде. И всегда от людей подобного типа. Когда бы я ни слышал слово «монгольский», оно звучало для меня как пароль. Как: «Мы тебя сразу разгадали!» Независимо от того, соглашался я с этим или отрицал, я был «один из них».
Во всей этой монгольской истории было, конечно, больше символического, нежели генеалогического. Монголы были носителями тайных знаний. В некие отдаленные времена, когда мир был един и его подлинные правители предпочитали оставаться в безвестности, существовало вот это: «Мы монголы». (Странный язык? Монголы говорят только так.) Существовало нечто телесное, психологическое или по крайней мере физиогномическое, что было присуще всем принадлежавшим к этому странному клану. Их отличие от «остального человечества» заключалось в глазах. Дело было не в цвете глаз, не в разрезе, не во взгляде, но в их движении, в том, как они плавали в своих таинственных глазницах. Обычно они были как бы подернуты пеленой непроницаемости, но во время разговора пелена, слой за слоем, сходила, пока собеседнику не начинало казаться, что он смотрит в бездонную черную глубину.
Вглядываясь в Клода, я увидел две черные дыры в центре его глаз. Они были бездонны. Минуту или две мы сидели, не произнося ни слова. Мы не чувствовали ни замешательства, ни неловкости. Просто смотрели друг на друга, как две ящерицы. Монгольский взгляд взаимного узнавания.
Наконец я нарушил молчание. Сказал, что в нем есть одновременно что-то от Зверобоя и Дэниела Буна. И чуточку от Навуходоносора! Он рассмеялся.
– Меня за многих принимали. Навахо считали, что во мне течет индейская кровь. Может быть, я еще и…
– Уверен, что в вас есть капля еврейской крови, - сказал я.
– И Бронкс тут ни при чем!
– добавил я.
– Меня воспитала еврейская семья, - сказал Клод.
– До восьми лет я слышал только русскую речь да идиш. В десять я сбежал из дому.
– И где это - то, что вы называете домом?
– Это маленькая деревушка в Крыму, под Севастополем. Меня перевезли туда, когда мне было шесть месяцев.
– Он секунду помолчал, потом начал было вспоминать детские годы, но остановился.
– Когда я впервые услышал английский, - возобновил он свой рассказ, - я воспринял его как родной, хотя слышал его лишь в первые шесть месяцев жизни. Я моментально, почти инстинктивно научился английскому. Как вы можете заметить, я говорю без малейшего акцента. Китайский тоже дался мне легко, хотя не скажу, что владею им в совершенстве…
– Простите, - перебил я, - не скажете ли, сколькими языками вы владеете?
Он на мгновение задумался, словно подсчитывал в уме:
– Право, не могу ответить. Наверняка не меньше чем дюжиной. Тут нечем гордиться: у меня от природы способность к языкам. Кроме того, когда странствуешь по свету, это дается очень легко.
– Но венгерский!
– воскликнул я.
– Он-то наверняка дался вам нелегко!
Он снисходительно улыбнулся:
– Не знаю, почему венгерский язык считают таким трудным. Языки некоторых индейских племен здесь, в Северной Америке, намного сложнее, я имею в виду с чисто лингвистической точки зрения. Но никакой язык не будет труден, если живешь среди его носителей. Чтобы овладеть языком турок, венгров, арабов или навахо, нужно стать одним из них, только и всего.