Плененные страстью
Шрифт:
— Я беру тебя, Роберт.
Нагнувшись, он поцеловал поднятые ягодицы и медленно отнял руку. И тщательно вытер мокрой мочалкой.
— Я постараюсь не разорвать тебя.
Он стал потирать головкой своего жезла ее крохотную дырочку, ощущая, как она с каждым мгновением раскрывается чуть больше.
Нажать… сильнее… еще сильнее, еще…
Он внезапно очутился в ней. Абигейл вскрикнула. Роберт втянул в грудь воздух. И застыл. Ее плоть поглощала и втягивала его. Мягкие холмики терлись о
Эмоции, обуревавшие Роберта, были так сильны, что он боялся заплакать.
Похоть. Нежность.
Он жаждал вонзиться в нее так резко и глубоко, чтобы исторгнуть из нее вопль.
Жаждал обнять ее, утешить и сказать, что больше она не одинока.
Подавшись вперед, он провел пальцем по ее позвоночнику, от затылка к тому месту, куда вошел до самого основания. Она выгнулась, вбирая его еще глубже.
Немного помедлив, Роберт сжал ее грудь левой рукой, а правой накрыл ее кулачок.
— Почувствуй нас обоих, Абигейл.
Сплетясь с ней пальцами, он неумолимо поднес их к развилке ее бедер.
— Раздвинь ноги.
Это движение позволило ему вонзиться в нее с новой силой.
— Нет, не отстраняйся. Вот так.
Нашел пухлые влажные губы ее лона, раздвинул и стал потирать соединенными пальцами, пока они не покрылись ее любовной влагой. Пока ее тело не раскрылось и не приняло первый осторожный выпад.
— Роберт… Роберт… я ощущаю тебя.
— Иисусе!..
Он действительно чувствовал себя через тонкую перегородку, разделявшую оба канала. Чувствовал, как ее лоно стискивает ее пальцы, а другая, более тесная плоть — его жезл. Медленно, неумолимо он продвигал пальцы все выше, пока они не коснулись губки, желая, чтобы она ощущала его внутри себя. И одновременно делал выпад за выпадом, пока не установил определенный ритм: пальцы входили в лоно, задевая напряженный гребешок выходившего жезла, потом выскальзывали, потирая набухшую головку, вонзавшуюся в другое отверстие.
Наслаждение, которое при этом испытывал Роберт, можно было смело назвать несравненным. Перед глазами мелькали бесконечные картины и образы. Нечто подобное наверняка происходит с умирающими.
Солнце Индии, поднимающееся над горами и окрашивающее песок в багряно-красный цвет. Залитые кровью барабанные палочки, покачивающиеся в теле сипая. Его собственный голос…
— Не хочу умирать, не узнав, что это такое… потеряться в женщине…
Голос Абигейл:
— Я приехала попрощаться.
— С кем? Или с чем?
— Со своими мечтами, Роберт.
Но тут Абигейл напряглась, захватив его пальцы и плоть стальными клещами.
— О Господи, Роберт, я этого не вынесу! Выйди из меня, сделай хоть что-то, Роберт…
— Дай мне слово, Абигейл! — бешено прорычал Роберт, не узнавая собственного голоса. Каждое
— Роберт, пожалуйста…
— Без твоих фантазий и эротики ты была бы просто женщиной. Одной из многих. И у нас никогда не было бы прошлой ночи и сегодняшнего дня. Ты готова отказаться от этого?
— Нет, никогда, — выдохнула она, извиваясь то ли от боли, то ли от наслаждения… но так ли это важно? Она принадлежит ему и хочет отречься от всего.
— Обещай, что не предашь свои мечты!
— О Боже, Боже, обещаю…
— Тогда не противься.
Роберт сжал зубы.
— Именно эта мечта держала меня на плаву все эти годы. Дай себе волю. И когда забьешься в экстазе, почувствуй то, что чувствую я. Преврати боль в наслаждение. Я хочу, чтобы ты кончила. Сейчас!
Он принялся двигаться быстро, жестко, наполняя одновременно оба ее отверстия.
Еще быстрее, жестче, глубже, пока не осталось ни Абигейл, ни Роберта, только одно тело, одно сердце, одно ощущение, сосредоточенное в том месте, где они соединились. Плоть Абигейл внезапно разверзлась, принимая в себя его мужественность и пальцы нечеловечески глубоко, так, как он никогда не считал возможным.
Женщина вскрикнула и заметалась, уносимая вихрем наслаждения. Мышцы продолжали сжиматься долго, бесконечно долго, стискивая его с неутомимой силой, пока он, зарывшись лицом в ее затылок, не излился мощной струей, издавая глухие стоны, похожие на рев раненого зверя.
Этот ураган навсегда изменил его жизнь.
Абигейл забрала его боль и превратила в исступленное наслаждение.
Абигейл вернула ему душу.
Глава 7
Абигейл пробудилась навстречу теплому потоку воспоминаний.
Роберт, целующий ее между ног. Роберт, вонзившийся так глубоко, что они стали единым целым. Вкус Роберта на ее языке… изумленное восклицание, когда она разделила этот вкус с ним. Роберт на коленях подле нее, занятой чтением. Жезл Роберта, толкающийся в перегородку между двумя ее пещерками, пока ее плоть сжимает их сцепленные пальцы.
Эти воспоминания должны бы жечь вечным стыдом. Ну хотя бы смущать. В конце концов, она современная женщина девятнадцатого века, с детства воспитанная в здоровом отвращении ко всяким извращениям, включая мужскую похоть. Но ничего подобного не произошло.
Наоборот, она наконец-то осознала себя не прокисшей старой девой, не чопорной леди благородного происхождения, не просто распутной обольстительницей, а прежде всего женщиной.
Ты берешь меня, Абигейл?
Я беру тебя, Роберт.