Пленить сердце горца
Шрифт:
— Ничего страшного, Гримм. Я знаю, что сначала будет больно, но Кейли говорила, что если мужчина умелый любовник, то заставит меня почувствовать нечто более прекрасное, чем я когда-либо чувствовала.
— Тебе это сказала Кейли?
Джиллиан кивнула.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Покажи мне, что она имела в виду.
У Гримма вырвался вздох восхищения — его Джиллиан не ведала страха! Он осторожно вставил головку своего древка и потянул девушку вниз, оценивая каждый проблеск ее эмоций.
Глаза Джиллиан вспыхнули, и рука, метнувшись
— Большой, — заволновалась она. — Действительно большой. Ты уверен, что все получится?
Его лицо озарилось улыбкой.
— Очень большой, — согласился он. — Но как раз такого размера, чтобы доставить женщине удовольствие.
Он стал осторожно входить в нее, но, встретив сопротивление, остановился. Джиллиан тихо простонала:
— Ну же, Гримм. Давай!
Гримм закрыл глаза и приподнял Джиллиан, подхватив ее за ягодицы… Когда он вновь открыл глаза, в их глубине замерцала решимость, и он одним сильным толчком проткнул преграду.
Джиллиан ахнула.
— Это было не так уж плохо, — спустя мгновение прошептала она. — Я думала, будет действительно больно.
Когда же он медленно задвигался, ее глаза расширились.
— О! — вскрикнула Джиллиан, и он запечатал ей рот поцелуем. Медленно двигаясь, он покачивал ее на себе, пока последний отблеск боли не исчез из ее широко раскрытых глаз, и лицо не озарилось в предвосхищении того, что, как она чувствовала, уже приближалось. И Джиллиан возбуждающе заводила бедрами, покусывая нижнюю губу.
Гримм наблюдал за ней, завороженный природным сладострастием своей девочки. Она полностью и без всякого стеснения отдавалась страсти, целиком и безоговорочно предаваясь любовным играм. Ее губы восхитительно изогнулись, длинный медленный толчок бедер намекнул на приближающийся пик удовольствия, и он улыбнулся с порочным восторгом.
Затем он приподнял ее и поменялся с ней местами, посадив ее на стул. Встав на колени, он притянул ее к себе, обвив ее ноги вокруг своей талии, глубоко вошел в нее, нажимая с изысканным трением на то таинственное место глубоко внутри нее, приводя ее в исступление, и стал подразнивать шишечку у нее между ног, пока Джиллиан не содрогнулась, вымаливая всем телом то, что он только мог ей дать.
Берсерк в нем бурно ликовал и резвился, чего Гримм никак не ожидал.
Когда Джиллиан, крича, забилась в сладких судорогах, Гримм Родерик издал сиплый, глубокий грудной звук, который был больше чем смех — это был гулкий набат освобождения. Но его триумф быстро превратился в стон облегчения. Ощущение тела, содрогающегося и так плотно облегающего его, было чем-то большим, чем он мог выдержать, и он взорвался внутри нее.
И когда в идущую кругом голову Джиллиан проник незнакомый звук, она, тяжело дыша, вцепилась в его плечи. Ее мышцы размякли и абсолютно не слушались ее, голова опустилась, и она уставилась сквозь упавшие на лицо волосы на обнаженного воина, стоявшего перед ней на коленях.
— Т-ты можешь смеяться! Смейся по-настоящему! — воскликнула
Гримм провел большими пальцами по внутренней стороне ее бедер вверх, по тонкой струйке крови. Крови девственности, запятнавшей эти белоснежные бедра.
— Джиллиан, я… я… о…
— Не охладевай ко мне, Гримм Родерик! — моментально воскликнула Джиллиан.
По телу Гримма пробежала крупная дрожь.
— Я ничего не мог с собой поделать, — с трудом вымолвил он, осознав, что они говорили совершенно о разном. — Главный зал, — пробормотал он. — Какой я осел. Какой чертов…
— Прекрати!
Джиллиан схватила его голову обеими руками, устремив в его лицо разъяренный взгляд.
— Я этого хотела! — страстно произнесла она. — Я ждала этого, нуждалась в этом. Не смей сожалеть об этом! Я же не сожалею об этом, и никогда не стану этого делать.
Гримм застыл, завороженный кровью, замаравшей ее бедра, ожидая появления ощущения потерянного времени. Очень скоро его должна была поглотить тьма, а за ней последует вспышка насилия.
Но пролетали мгновения, и этого не происходило. Несмотря на бушующую энергию, переполнявшую его, безумие не приходило.
Он смотрел на нее, ошарашенный. Зверь в нем полностью пробудился, и все же был ручным. Как такое могло случиться? Никакой кровожадности, никакой потребности в насилии, только все хорошее, что нес с собой берсерк, — и ничего опасного.
— Джиллиан, — прошептал он благоговейно.
Глава 17
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Гримм.
Взбив кулаком подушки, он усадил Куина. Ставни окон, обрамленных фестонами из цветов, были приоткрыты, и серп месяца бросал достаточно света, чтобы обостренное зрение позволяло Гримму видеть как днем.
Куин уставился на Гримма непонимающим взглядом, словно хмельной.
— Не надо, пожалуйста, — простонал он, когда Гримм потянулся за салфеткой.
Рука Гримма остановилась в воздухе.
— Я просто собирался протереть тебе лоб.
— Не души меня больше этой проклятой мандрагорой, — пробормотал Куин. — Я чувствую себя так паршиво еще и потому, что Кейли постоянно отключает меня.
С соседней кровати зароптал Рэмси:
— Не позволяй ей больше нас усыплять, друг. У меня раскалывается голова от этого дерьма, а в рот словно заполз пушистый зверек, откинул лапки и издох. Трое суток назад. И сейчас гниет…
— Хватит! Обязательно надо так подробно описывать? — скривился от отвращения Куин, пустой желудок которого стал выворачиваться.
Гримм поднял руки в знак согласия.
— Больше никакой мандрагоры. Обещаю. Ну и как вы себя чувствуете?
— Чертовски скверно, — застонал Рэмси. — Зажги свечу, пожалуйста. Я ничего не вижу. Что случилось? Кто нас отравил?
По лицу Гримма скользнула темная тень. Он вышел в коридор, поджег там вощеный фитиль, затем зажег несколько свечей у кроватей и вернулся на свое место.