Пленница бандита
Шрифт:
— Федоров и Миненко не должны дожить до суда, я больше не хочу, чтобы моя семья подвергалась хоть какой-то опасности, — произнес я очевидное.
— Мог бы и не говорить…
Я кивнул только, мы с Борзым друг друга с полуслова понимали.
А через несколько дней в следственном изоляторе случится дебош, в ходе которого погибнут двое заключенных. Да, мои руки тоже могут быть очень длинными, если того требует ситуация.
Глава 28
МИРОСЛАВА
Каждый день был наполнен адским трудом. Я не жалела ни себя, ни
Через боль и через «не могу», с подозрением в глазах, будто бы мой муж все еще сомневался в том, что я не сбегу, но мы вдвоем двигались к цели. Я была уверена в результате, Лешу за уши притянула к тому же. Пусть порой он впадал в жуткую депрессию, срывался по поводу и без, а порой, наоборот, доводил себя до изнеможения. То есть, мы впадали из крайности в крайность, от застоя до активного труда.
Да, я настаивала на тренировках, но всему ведь был предел, и нельзя просто взять и галопом нестись вперед, нещадно увеличивая нагрузку на организм. Это все рано или поздно может вылиться в неблагоприятные последствия, что в конечном итоге поставят итоговый успех под вопрос.
Мы ссорились, а затем мирились. Было все. Нельзя сказать, что реабилитация всегда была с положительным настроем и сладкими минутами блаженства. И близко нет.
— Я не знаю, как у тебя хватает нервов, Мир. Ситуация сейчас в разы хуже того, что было в первый раз, — однажды поведал мне Тимур, утешительно сжимая мою руку.
— Просто люблю его. На этом все и строится.
Тимур повернулся ко мне и улыбнулся.
— Ты не слушай его. Он в такие моменты может городить околесицу, но правда одна: он сейчас под давлением не столько физических проблем, сколько моральных и тех, что еще тянутся с судом.
Я нахмурилась и прикрыла глаза, откидываясь на прохладную стенку. Все это я понимала и честно пыталась не обращать внимания на скачки в настроении. Все это, а так же другие сложности, нам нужно было просто пережить.
Опять же, я ничего не знала о ходе дела, лишь урывками выхватывала информацию из подслушанных разговоров. Сейчас был ключевой момент, переломный, так что мой муж и его друг были постоянно на связи, часто закрывались в палате и выгоняли меня. В какой-то степени я переживала, конечно, но скорее за душевное равновесие Леши, которое напрямую влияло на процесс выздоровления, чем на ход дела. В общем-то я открыла для себя неприятный факт: мне было плевать на бывшую Леши. Ни жалости, ни злости, лишь пустота и сожаление. Сожаление о том, что такому светлому и доброму человеку, как мой муж, однажды попалось говнецо, и мизинца его не стоящего.
Я просто не хотела тратить энергию на такого подлого и низкого человека, да и смысл изводить себя из-за нее? Почему-то я была уверена, что Тимур сделает все возможное и невозможное, чтобы эта стерва получила максимальный срок и прочувствовала все прелести тюремного заключения за все свои злодеяния.
— Ты понимаешь, что я не сдамся? — срывы у нас тоже были, и это, скажу
— Мир, это, блядь, не дает результатов! — кричал на меня Леша.
— А ты делай так, чтобы дало и помни, пожалуйста, что я хочу, чтобы наши дети бегали с тобой по двору, пока я буду на кухне готовить твой любимый куриный пирог. Вот уж удружи и сделай мне одолжение, МУЖ! — я знала, на что надавить. И все чаще заводила разговоры о детях, особенно на фоне того, что Артему очень нужно общество братьев и сестер.
Очень тяжело видеть отчаяние и отчужденность в глазах человека, который привык быть сильным и смелым, привык за всех решать проблемы и быть крепким плечом. Страшно, когда мать ухаживает за неходящим ребенком, так быть не должно.
Ситуацию со скачущим настроением Леши частично облегчал Артемка, который часто наведывался к нам. Стоило лишь взглянуть на мужа, который для сына хотел казаться героем, как все вставало на свои места, и дальнейшая работа в разы облегчалась. Он тут же прислушивался к врачам, нормировал тренировки, приводил в порядок продолжительность сна и практически не нервничал. В целях безопасности нас всюду сопровождала охрана. По-прежнему.
Артемка проводил все свое время исключительно с дедушкой и бабушкой. Понятно, как на ребенка могли бы сказываться такие «закрытые периоды» в жизни без общения со сверстниками, но безопасность превыше всего. И пока…пока проблема не решена окончательно, было принято решение не «отсвечивать» лишний раз, как говорил мой муж. Я и сама понимала, что только когда приговор будет приведен в исполнения, и когда все окажутся там, где и должны, мы сможем выдохнуть, посмотреть на мир иначе. Поехать куда-то, куда глаза глядят и отключиться от реальности.
Были и совсем уж лестные для моего самолюбия моменты.
— Алексей, как вам с женой повезло все-таки. Мы сколько видели случаев, когда бросали девушки и не в таком состоянии, как у вас, а в менее серьезном, — однажды гнусаво пробасил доктор, когда зашел к нам в момент утренней зарядки. Я довольно ухмыльнулась и бросила колкий взгляд на мужа, а он понял мою реакцию и закатил глаза.
— Да, такой больше нет, — а потом накрыл своей ладонью мою и сжал.
Если бы я могла сверкать, как новогодняя елка, то точно осветила бы главную площадь страны. Мы добились того, что он понял: я не его бывшая жена, не сбегу при сложностях, коих было с лихвой вывалено на мою голову.
— Мир, — Леша перехватил мою ладонь и прижал к пересохшим губам.
— Да, — осторожно присела на стул рядом с мужем и откинула мокрую прядь волос с потного лба. Умаялись. Оба.
Леша нахмурился, провел второй рукой по своему лицу, стирая влагу, и прошептал, всматриваясь в меня внимательным и наполненным сожалением взглядом:
— Прости меня, я такое воротил, — прямо попадание в сердце. Мне это «прости» было не нужно, я зла не держала, но именно сейчас я прочувствовала в полной мере, что мой Леша вернулся. Тот Леша, в которого я влюбилась без памяти, тот, который был наполнен жизнью и освещал всех вокруг ярким светом. Мой. Я закусила губу и еле сдержалась, чтобы не заплакать, теперь уже от счастья. Что-то в последнее время я была сплошной плаксой. Никак не получалось сдерживаться, как бы ни старалась.