Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо
Шрифт:
— Ты за это ответишь, — в моих глазах моментально все поплыло, я поняла, что в скором времени потеряю сознание. Мне хотелось позвать на помощь, но я знала, что вряд ли кто-нибудь мне поможет.
— Заткнись, женщина!
После этого Валил дал волю ярости, кипевшей у него внутри, и принялся меня избивать. Он бил меня очень долго и изощренно. Временами я теряла сознание, временами приходила в себя и пыталась понять, где я: на этом свете или уже на том.
— Ты моя жена и ты должна быть покорной, — доносились до меня слова Валида.
Он стоял надо мной, как палач, который хладнокровно расправляется со своей жертвой и заставляет
Я не знаю, сколько времени продолжалось мое избиение, которое Валид назвал платой за непокорность. А потом я перестала слышать его голос и перестала чувствовать боль. Только какой-то нарастающий шум в ушах и кромешная темнота в глазах…
— Мамочка, где я? Мамочка…
…С огромным усилием я открыла глаза и почувствовала, что нахожусь в каком-то полусознательном состоянии. Мне было больно даже просто открывать глаза, а во рту я ощущала солоноватый вкус крови. Я попыталась вспомнить, где я нахожусь и что со мной произошло, но мне было больно даже просто думать: голову пронзала нестерпимо острая боль.
В памяти всплывали какие-то смутные обрывки воспоминаний. Вот Валид на меня кричит. Вот разбивает мой телефон, а вот избивает меня прямо ногами… Особенно больно, когда удары наносятся по моей голове. Валид бил меня слишком хладнокровно, на его лице не дрогнул ни один мускул. Все это говорило о том, что я — далеко не первая жертва рукоприкладства Валида.
Я хотела встать, но мое тело предательски отказывалось меня слушаться. В квартире было тихо. Значит, Валид уже уехал к своей блондинке. Посмотрев на осколки своего мобильного телефона, я взвыла от боли, а затем заскулила, как сильно избитая собачонка. Я ощущала настолько острую физическую боль, что мне казалось, будто у меня отбиты все органы, эта боль раздавалась по всему телу, проникая в каждую клеточку моего организма.
— Больно-то как…
С огромным трудом я приподняла правую руку и взглянула на циферблат часов. Ровно семь часов вечера. Господи, я провалялась на полу почти сутки! А ведь в семь часов у меня должна была состояться встреча с Михаилом. Я вспомнила, что вчера он мне назначил романтическое свидание, пригласил в ресторан. Все это было ужасно нелепо, потому что подсознательно я понимала, что в моей ситуации глупо ходить на свидания и вешать на ни в чем не повинных людей свои собственные проблемы.
По моим щекам потекли слезы. Мне было обидно от того, что сейчас я лежу окровавленная и избитая в этой квартире, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, а где-то там меня ждет человек, который хочет оказать мне помощь. Хотя, может быть, он бы и не смог мне реально помочь, но мне, как воздух, было необходимо наше общение.
Все так же постанывая от боли, я ощутила, как сильно мне хочется пить, облизала окровавленные пересохшие губы и вновь попыталась встать для того, чтобы сходить за водой, но и на этот раз у меня ничего не вышло. Закрыв глаза, я погрузилась в забытье и отстранилась от горькой действительности.
Когда я очнулась еще раз, на улице уже было утро. Я потеряла счет времени, так как то приходила в себя, то вновь теряла сознание. На этот раз, превозмогая сильнейшую боль, я смогла приподняться, доползти до кухни и дотянуться до кружки с водой. Это далось мне с огромным трудом, потому что, несмотря на все мои надежды на то, что боль утихнет, она становилась все сильнее и сильней.
— Господи, как же хорошо! — произнесла я охрипшим голосом и в первый раз в жизни испытала наслаждение от обыкновенной кружки воды.
Мои руки были настолько слабыми, что я не смогла удержать кружку и уронила ее на пол. Пролежав еще несколько часов без движения, я вспомнила свое чудовищное замужество. Раны моего сердца вновь закровоточили, и я испытала новую, еще более сильную боль.
Я вспомнила о своей маме, о своем детстве, о том, что, будучи ребенком, я всегда комплексовала по поводу своей внешности, считала себя гадким утенком, но моя мама уверяла меня в том, что любой гадкий утенок со временем превращается в красивого белоснежного лебедя. Я вспомнила мамины блины с клубничным вареньем, наши задушевные разговоры за чашкой чая и прогулки в городском парке. А еще я почему-то вспомнила о пельменях, которые мама так искусно лепила. Это был настоящий ритуал. Мать раскатывала тесто, я готовила фарш, а потом мы вместе считали, сколько пельмешек у нас получилось. Мама рассказывала мне о том, что мне самой судьбой предначертано встретить достойного человека, который будет меня любить, сдувать с меня пылинки и сделает все возможное для того, чтобы превратить мою жизнь в сказку. Но, оказывается, в этой жизни сказки бывают не только для детей, и сказки для взрослых, зачастую намного серьезнее, чем можно предположить. В одну такую «взрослую» сказку под названием «египетская любовь», я поверила, но она оказалась слишком жестокой и несправедливой.
Через несколько часов с огромным трудом я смогла встать и, едва сохраняя равновесие, доплелась до ванной комнаты для того, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале.
— Боже мой, какой ужас! — вырвалось у меня. — Неужели это я?
Я смотрела на свое отражение в зеркале и с трудом верила своим собственным глазам. Мое лицо представляло собой сплошной сине-багровый синяк с двумя узенькими щелочками вместо глаз. Первым делом я стала рассматривать свой нос, боясь, что он или сломан, или стал кривым. Но мой нос был в полном порядке. Попытавшись умыть лицо, я ощутила острую боль и, решив ее все же перетерпеть, сняла с себя окровавленную одежду, встала под душ и включила теплую воду. Затем закуталась махровым полотенцем и, увидев, что на нем остаются кровавые пятна, взвыла от унижения, боли и морального опустошения.
Попытавшись открыть входную дверь, я поняла, что Валид запер меня с внешней стороны и не оставил ключей.
— Подонок! Будь ты проклят!
Недолго думая, я вышла на балкон и, облокотившись о перила, увидела прогуливающуюся мимо лавок Клаву.
— Клава! — крикнула я и, превозмогая сильную боль, попробовала помахать приятельнице рукой. — Клава!
Но Клава смотрела в другую сторону и, по всей вероятности, меня не слышала. Проходящий под моим балконом молодой араб, поднял голову и посмотрел на меня удивленным взглядом.
— Молодой человек, стой! Будь другом, скажи вон той девушке, что я ее зову. Это Клава! Подойди, пожалуйста, к Клаве и скажи, что я ее зову!
Египтянин захихикал и стал рассматривать меня так, как рассматривают экзотическое животное в зоопарке.
— Ну, что ты уставился? Ты слышишь, о чем я тебя прошу или нет?!
Услышав, что араб захихикал еще громче и по-арабски назвал меня русской проституткой, я вспомнила, что разговариваю на своем родном языке и перешла на английский.