Пленница медведя
Шрифт:
— Ну, значит, будешь носить с этого дня, — скалился он. — Примерь.
— Дэниэл, — вступилась Элеонор, — кольцо чудесно, но дай Дане время, будь добр. Она ценит людей не за подарки, и это — ценнейший подарок тебе самому, если сможешь оценить.
Невозмутимо отвернулась, но застывающую камнем маску на лице мужчины уловить успела. Пришлось признать — красиво она его уделала. Послышался смешок.
— Хорошо, но я все равно оставлю подарок, надеюсь, Дана снизойдет до его демонстрации. Мы же все помним, что не
— Ну так бы и начал, к чему эти реверансы? — обернулась и посмотрела в его глаза.
— К тому, — и он склонился ко мне, хватаясь за мой стул, — что я демонстрирую тебе свое расположение и надежду, что ты перестанешь бесстрашно крутить носом. — При этом смотрел на меня такими злыми глазами, что захотелось зарядить ему чашкой с чаем, который сжимала в руке. — Если тебе не сказали о сути сделки, это не значит, что тебя это не касается. Поэтому надевай колечко, милая, и начинай репетировать улыбку…
Он выпрямился, обращаясь теперь к нам обеим:
— …Если я расторгну помолвку и договоренности, вашу семью уже ничто не спасет.
Когда стук двери поставил точку в его визите, мы с Элеонор переглянулись.
— Папа сам выбирал? — усмехнулась я. — А что за сделка?
Элеонор нахмурилась и затянулась. Я уже было подумала — не ответит.
— Руперт и отец Дэниэла в свое время много вложили в этого засранца — образование, связи… Теперь, когда Дэниэлу открылась дорога наверх, Руперт ожидает благодарности в виде твоего обеспеченного будущего.
— Ну и его заодно, — передернула я плечами.
— Есть надежда — да, но это никак не возместит твоему отцу потерю бизнеса. — Она снова затянулась. — Знаешь, а я питаю надежду, что, может, он перестанет уже нервничать, рвать жилы с этой своей компанией. Подбираю домик у моря на склоне, уговариваю его отпустить эту ситуацию и просто наслаждаться жизнью… Как бы там ни было, по миру мы не пойдем. У меня достаточно и сбережений, и предметов искусства, чтобы прожить безбедно не один десяток лет…
Я слушала ее и еле сдерживала удивление, пытаясь остаться равнодушной. Похоже, эта женщина действительно очарована моим отцом, нашла себе в нем что-то такое, ради чего готова терпеть меня и его вместе взятых.
— Звучит заманчиво, — осторожно улыбнулась. — Надеюсь, папа тебя услышит.
На этом она погрустнела, и наш обед подошел к концу.
У меня было совсем немного времени на одиночество, а уже к четырем стали стягиваться гости.
58
Атмосфера пафоса расцвела буйным цветом, сводя на нет очарование места. Заиграла классическая живая музыка, коридоры наполнились гулом голосов — громких и дребезжащих. От чьих-то вскриков я постоянно вздрагивала — они слышались даже через плотно закрытые двери.
— Гости расселяются, —
Я усмехнулась отражению в зеркале. Жаль, Медведь меня не видит. Элеонора поработала отлично — костюм, как и я, будто делал вид, что играет по правилам, но удлиненный пиджак, широкие брюки, открывающие лишь носы лакированных ботинок, и особенно длинный вырез чуть ли не до живота бросали вызов взглядам.
— Как его имя? — подошла Элеонор сзади и глянула на мое отражение в зеркало.
— Сезар.
— Представь, что это он сегодня рядом, и праздник — ваш, — улыбнулась она. — Я разговаривала с Рупертом. Он уже не так уверен во всем этом… Хоть отыграть нельзя, дату свадьбы он пока отказался называть.
— Думаю, после этого громкого вечера семейство Стоун вам горло перегрызет, если включите заднюю.
Даже с этой точки зрения мой побег будет лучше — можно все свалить на меня.
— Ничего там страшного нет для нас. Отец думал, что старается для тебя. Пошли?
Я кивнула. Долго прятаться тут все равно не выйдет, хоть и хотелось. У двери номера я обернулась. Да, глупо… Но в этой атмосфере, где каждый — чужой и будет смотреть на меня и оценивать, как товар, мне хотелось хотя бы намек на какое-то тепло поддержки.
— Спасибо, Элеонора, — кивнула мачехе, и та улыбнулась в ответ.
И началось. Уже в коридоре на меня налетели родственники Стоунов, пожелавшие первыми поздравить с «лучшим событием в моей жизни». Две пышные тетушки-курицы, сестры миссис Стоун, наперебой заламывали руки от соболезнования по поводу пережитого, возмущались бессердечностью правителей Аджуна и моей худобой.
— Элеонор, этот пиджак делает из Даны истощенную голодом лань!
— Она великолепна в этом пиджаке, — заткнула ее мачеха. — И у нее безупречный вкус.
Нет, определенно, даже если она играет — это мне только на пользу. Можно спускать мачеху впереди — перегрызет за меня всем глотки.
— Дамы…
Или не всем…
— …Дана, — Дэниэл оскалился, — великолепно выглядишь. Я съежилась при его приближении, молча глядя не него. А он протянул руку, ожидая: — Познакомилась с моими родственниками?
— Да. — Я жалобно глянула на Элеонору и вложила свою ладонь в его холодную руку. Жесткие пальцы тут же сжались на моих тисками, и Дэниэл повел меня в зал, склоняясь ниже: — Кольцо надела?
Я молча продемонстрировала ему другую руку.
— Мне даже нравится, что ты почти не говоришь, — усмехнулся он с издевкой.
— Мне просто нечего тебе сказать, Дэниэл, — прикрыла я глаза, выдыхая.
Надо представить Сезара. Но как? Этот придурок пахнет как баба, давит в своей жабьей лапе мои пальцы и ходит, как петух, дергая меня к себе каждый шаг.