Пленница тирана
Шрифт:
— Не сомневаюсь, — криво улыбнулся жрец.
— Но ты можешь не изводить себя голодом, ты можешь купить себе свободу.
Сиху расхохотался, нервно так, болезненно, с хрипами и кашлем, и князь понял, что он болен и уже не первый день.
— Я вылечу тебя, у нас частенько подыхают от грудных хворей, но у меня есть способ помочь тебе.
Библиотекарь не ответил, лишь закутался в палантин и снова ушёл в себя.
— Ты вправе ненавидеть меня, ты вправе распоряжаться своей жизнью, но ты не можешь бросить свою лилулай? — пытался зацепить жреца князь. — Она ведь совсем одна, даже Харух теперь
— Сомневаюсь, — бросил Сиху, взглянув на Таймара блестящими от слёз глазами.
— Не сомневайся, — заверил князь. — Я не Харух, я думаю головой, а не членом. Не стану скрывать, твоя подружка вызывает во мне живой интерес, но я обхожусь с ней как с гостьей. Она содержится в хороших условия и в отличие от тебя не пытается свести счёты с жизнью. Расскажи мне о ней, расскажи, кто она и что значит для Ерики, и я позволю вам увидеться. Наедине, — добавил Таймар, видя, как дрожат губы Сиху при упоминании о лилулай.
— Она этэри — этэри из Доли-Яо! Это всё что ты должен знать.
— Этого мало! Я хочу понять, каким даром она обладает и насколько он ценен?
Сиху отвернулся и закутался в свой палантин с головой, видимо, надеясь, что так он избавится от князя. Но Таймар не собирался сдаваться, он терзал несчастного монаха до самой ночи, выспрашивая про Китэрию и его изобретения, которые она нахваливала, выходя из библиотеки Янизи, о самом храме, о валадии и о виманах, обо всём что его так или иначе интересовало.
Но когда князь понял, что о лилулай и Валамаре вместе со всеми его изобретениями Сиху говорить точно не станет, перешёл на расспросы про украденные сокровища. Он обещал пленнику, что открыв тайны шуршащих страниц, тот купит себе свободу, но жрец, конечно же, не верил ему.
Когда вымотанный упёртостью Сиху князь уяснил, что угрозы и увещевания ни к чему не приведут, покончил с расспросами и принялся за более действенные методы. Он открыл решетку, за которой сидел пленный и вытолкал его из тесной коморки, потащив в пыточную.
Начал Таймар с простого, но действенного способа; с выворачивания суставов на пальцах. Сиху выл, стонал и даже плакал от боли, но ни одного вразумительного предложения так и не выдал.
— Разожги угли в яме, — велел Таймар палачу, плотоядно наблюдающему за мучениями жреца.
— Так бы сразу, мой князь, — прогнусавил тот, злобно скаля беззубый рот, — так бы сразу.
Палач запалил угли в неглубокой яме, над которой висела металлическая сетка в человеческий рост. Затем раздел библиотекаря и затолкал его в клетку, заперев на увесистый амбарный замок.
— Сейчас угли разгорятся и начнут отдавать жар, — равнодушно заговорил князь. — Сначала тебе будет просто жарко, потом тут запахнет жареным. Поверь, заключенным всё равно какое мясо жрать, а ты мне и без конечностей сгодишься.
— Без ног-то оно даже и лучше, — заржал палач, — не сбежишь. Га-га-га.
Сиху затравленно поглядел вниз, где уже начали алеть угли, сглотнул, а потом бухнулся в обморок.
— Твою мать! — не выдержал Таймар. — Где нашатырь?
—
Тот пришёл в себя не сразу, да и не уверен был князь, что пришёл, потому как вопросы, которые он ему задавал, Сиху, казалось, и не слышал вовсе. Он только смотрел на Таймара совершенно ошалевшими глазами и беспрестанно моргал, а потом опять ушёл в себя, продолжая подвывать от боли.
Поняв, что жрец скорее спятит, чем начнёт откровенничать, Таймар приказал вытащить его из жаровни и отвести в лазарет для пленных. А ещё зайти к Шеме и сказать, что князь просит её глянуть больного.
— Крепкий однако, — сипел палач, вынимая тощего монаха из клетки, — а так вроде и не скажешь.
— Они в Валамаре все такие, — отозвался Таймар, вспомнив затравленный взгляд Китэрии, которая даже будучи на волосок от падения, продолжала гипнотизировать его своими убийственными глазами, боги бы их побрали!
Опасаясь, что Сиху надеется на помощь сбежавшей Нэвры, Таймар принял решение перевести его из особого сектора в другую темницу. Так этэри оказался в Гагараке — уродливой башне, возвышающейся в самом центре долины кишащей змеями. Гагарак располагался за пределами Вайрука, и отправляли туда лишь особо опасных или наиболее ценных заключенных, потому что случаев побега в нём было значительно меньше, нежели в прочих тюрьмах. А если узнику всё же удавалось бежать, он как правило становился жертвой ползучих гадов.
Поначалу Таймар хотел отправить туда и Китэрию. Но как только представил, что с нею случится, если она всё же сумеет покинуть стены Гагарака, содрогнулся.
Решив оставить её в своей башне, он усилил охрану, а к темнице поставил самых надёжных солдат, что ни раз доказывали свою преданность. И всё же собирался князь в дорогу с тяжелым сердцем, ни на минуту не забывая о том, что может лишиться и этой пленницы. Опасался князь не столько того, что Китэрия сбежит в его отсутствие, сколько её необъяснимого дара лишать благородных мужей воли и разума. После того, как он сам стал жертвой валамарки, одержимость Харуха больше не казалась ему чем-то странным. В этой девушке действительно было нечто сверхъестественное, чарующее и жутко притягательное. Она как чёрное зерно, проникающее в кровь, лишала рассудка. Магия её красоты безотказно действовала на мужчин, всецело завладевая их разумом, поэтому к её темнице он приставил солдат из особого женского гарнизона. Но даже этот манёвр не давал ему никаких гарантий.
Когда все необходимые приготовления были сделаны, и члены экспедиции лично предстали перед Таймаром на последнем совете, князь отдал приказ о выдвижении. Все незавершённые дела он оставил на нового капитана, велев продолжать поиски Нэвры.
Князь уезжал за виманой — за своей мечтой, ради которой пожертвовал лучшими солдатами, что бродят теперь неизвестно где, но ему казалось, что в действительности он отправляет себя в ссылку. Да так на самом деле и было, ведь он бежал, бежал от трудностей, с которыми столкнулся, привезя в дом чужестранку. Его пугало, что рядом с этой непостижимой женщиной он переставал быть тем, кем всегда являлся — кремнем, неприступной скалой, вихрем, сметающим своих врагов одним лишь намерением.