Пленница Вепря
Шрифт:
— Не реви. — Веприцкий вместе со мной подходит к малышке и ее няне.
— Привет! — тянет ко мне ручонки Мелисса.
Я подхватываю дочку на руки и, на ходу благодаря Луизу, иду обратно. Усилием воли стараюсь не разреветься и не побежать со всех ног.
— Не спеши, — говорит идущий рядом муж. — Не привлекай внимание. Нам сюда, — кивает он на небольшой маневренный джип, водитель которого уже открыл дверцу автомобиля. Оказавшись на заднем сиденье, я все еще не решаюсь спустить Мелиссу с рук.
— Мамочка, — плачет она, обнимая меня. — Не уходи от меня, пожалуйста!
— Мы теперь всегда будем вместе, — говорю и сама верю каждому слову.
Сжимаю
— Выходим, — командует Родион, когда машина останавливается около какого-то отеля в викторианском стиле. — Побыстрее, Майя, — поторапливает он и протягивает руки к малышке. — Иди ко мне, доченька.
— Я тебя помню, — сообщает Мелисса. — Ты — Ладион.
— Почти как Алладин, — усмехается Вепрь и решительно входит в отель. Сует под нос швейцару какой-то пропуск и прямиком идет к лифтам.
— Что ты затеял? — шепчу я еле-еле. — Нам нужно в Нью-Йорк на рейс аэрофлота.
— Вертолет, чижик, — шелестит губами Веприцкий. — Такая штука с вертушкой, — объясняет для непонятливых. И как только лифт останавливается на последнем этаже, тянет за руку по крутой металлической лестнице. Толкает глухую дверь и выводит нас с Мелиссой на крышу, где уже ждет Никита Царев и готовый взлететь вертолет. — С богом, брат, — обнимает он друга и тотчас же сжимает меня в объятиях. — Берегите друг друга, ребята.
Быстрая винтокрылая птица поднимается в воздух. Прижимая к себе дочку, я с любопытством смотрю на Бостон — город, где провела долгие семь лет. Среди небоскребов и старинных домов глаз выделяет здание библиотеки Мари Беккер, предлагавшей лечить все болезни молитвой, купол Массачусетского технологического института, реку Кембридж и синюю гладь залива.
«Прощай, Америка, тебя я не увижу больше никогда!» — проносятся в голове слова известной песни, когда наш вертолет подлетает к аэропорту имени Кеннеди, белой птицей расположившийся внизу., и кружит над ним, запрашивая посадку. И стоило только машине замереть на стоянке, как мы выскакиваем наружу, словно заправские командос.
— До Варшавы летим без пересадок, — на бегу инструктирует муж. — Нас будут ждать. За три часа домчим до Калининграда. А там уже до дома — полшага по карте. Вот только сейчас нужно поторопиться, — велит он, прислушиваясь, — кажется, регистрация уже заканчивается.
Мы успеваем к стойке за минуту до окончания и, получив заветные талоны, спешим затеряться в толпе, праздно шатающейся по магазинам.
— Успели, — вздыхаю, когда самолет поднимается в воздух. — Странно, что Алекс не поднял тревогу, — шепчу я мужу.
— Я же говорил, что он занят, — хмыкает довольно Вепрь. — Как только Луиза с малышкой уехали, в дом ворвался наркоконтроль. Теперь Алексу грозит срок за хранение…
— Он отмажется, — морщусь.
— Вполне допускаю, — довольно ухмыляется Родион, наблюдая, как Мелисса с любопытством смотрит в иллюминатор. — Но пока ему уж точно не до нас. Сегодня — обыск, потом — суд. Я еще договорился — судья должен настоять на лечении. Так что полгода у нас в запасе, — весело фыркает он. — Можно было на весельной шлюпке уплыть…
Я понимаю, что муж шутит, и опасность еще не миновала.
— Спасибо, — шепчу, прижимаясь к нему.
— Я люблю тебя, — важно сообщает Родион и задумчиво трет затылок. — Нам нужны общие дети, Майка. Мне хочется разнимать дерущихся ребятишек посреди дома и орать тебе «Майя, Майя, твои и мои бьют наших!»
19.
Родион
Честно
Я смотрю на обеих девчонок, спящих на большой кровати в номере Калининградской гостиницы, и заново прокручиваю события вчерашнего дня. Понимаю, что мы успели удрать. Мои россказни про весельную шлюпку — чистый незамутненный бред. У Алекса есть родственники и приближенные. И наше счастье, что за эти полдня никто не хватился Мелиссы. Дома нужно будет сразу же поменять девчонкам документы. Мать со своими детьми должна носить одну фамилию. А то сумасшедший дом получается: мы с Саней — Веприцкие, Майка с девичьей, а мелкая у нас Бакли. Непорядок! Но что касается Мелиссы, наверное, придется поручить Приору собрать всю нужную информацию. Я хочу удочерить девочку. Пусть считает отцом меня и забудет о страхе перед своим биологическим папашей. Ну и нам с Майкой в ближайшие год-два нужно кого-нибудь родить. Мальчика, девочку… без разницы.
Вытянув ноги и положив затылок на подголовник, я сижу в кресле напротив кровати. Потягиваю пиво из банки и любуюсь женой, в объятиях которой спит маленькая куколка. Смотрю на Майкины изящные ступни и тонкие щиколотки, перевожу взгляд выше на ровные точеные ноги и круглые коленки. Такие трогательные, что мне приходится усилием воли останавливать себя. Но тогда уж точно не удержусь и пройдусь ладонью еще выше. И по манящему нежному бедру двину чуть дальше…
«Угомонись, Родя», — говорю сам себе и, отставив в сторону полупустую банку, закрываю глаза. Вылет у нас рано утром, и пара часов сна мне не помешают. Вот только кресло неудобное, и моя бедная шея затечет гораздо раньше. Или ноги… Я снова кошусь на кровать, но перелечь боюсь — вдруг потревожу девчонок. И пока я размышляю над главным вопросом этой ночи, в кармане джинсов оживает айфон.
«Твою мать, — рычу, подскакивая пружиной. Вылетаю в ванную. — Какого лешего звонить среди ночи?!»
— Да, Приор, — бурчу недовольно и даже не скрываю этого. Слышу глухой голос своего зама и тут же понимаю, что опять случилась какая-то беда. Или самое настоящее говнище…
— Родя, у нас тут полный звездец, — сипло докладывает он. — Ты скоро приедешь?
— К одиннадцати утра присылай машину в аэропорт, — велю я чуть слышно. — А что случилось, Приор?
— Два часа назад нашли Люка, — сглатывая комок в горле, объясняет мой старый друг. — С момента твоего отъезда он на работе не появлялся — я по нему не скучал. А вчера он вышел на дежурство в клуб, стоял на фейс-контроле, и потом исчез. Его обнаружили в ВИП-сортире. Пока живой. Сейчас в реанимации. Поломаны шейные позвонки и так, по мелочи. Видимо, его ударили сильно. Но до башки не смогли дотянуться, — вздыхает Приор, и я слышу, как сбивается у него дыхание. — Родька, даже если Петька оклемается, то навсегда останется лежачим… Понимаешь?!