Пленники надежды

Джонстон Мэри

Марджери была не прочь. У нее была репутация искусной рассказчицы, и она этим гордилась. Ее безумное воображение населяло лес сверхъестественными существами, и она рассказывала жуткие истории про эльфов и фей, про привидения и зловещие голоса, звучащие из сырых неведомых лощин. Своими историями она по вечерам нередко вгоняла в дрожь мужчин, которые почти не смущались, даже услыхав боевой клич индейцев. К тому же о повседневных событиях она умела рассказывать так же хорошо, как и о деяниях сил тьмы.

Мужчины жадно слушали ее рассказ.

— Женщина, когда это произошло? — спросил магглтонианин, когда она закончила речь.

Марджери показала на заходящее солнце, затем вверх, на точку на небе, находящуюся сразу же за зенитом.

— Вскоре после полудня, — сказал магглтонианин и разразился потоком проклятий.

Марджери встала с земли, держа в руке посох, и беспечно промолвила:

— Марджери пора идти. Солнце становится красным и большим, оно скоро зайдет за лес, и тогда Марджери позовут голоса из лощины с черным озером, в которое впадает ручей. Она должна быть там, чтобы ответить им. — Она быстрым скользящим шагом пошла прочь, снова перепорхнула по упавшему дереву и скрылась из виду в сосновой роще.

Когда ее светлое платье перестало мелькать между сосен, на другом берегу показалась мужская фигура, быстро идущая вдоль речки. У голубоглазого паренька было острое зрение. Он вгляделся в противоположный берег и изумленно рассмеялся.

— Господи Боже, это же он! — благоговейно вскричал он. — Ну и ну, должно быть, он сделан из железа!

Лэндлесс прошел по мостку и направился к уставившимся на него косцам. Его лицо было бледно и словно окаменело, под широко раскрытыми невидящими, как у сомнамбулы, глазами залегли темные круги. Он шел легким быстрым шагом, двигаясь изящно и гибко. Мужчины в изумлении переглянулись, зная, что скрыто под грубым холстом его рубашки. Он прошел мимо них, не произнеся ни слова, похоже, даже не подозревая, что они находятся тут, и прошагал дальше к хижине починщика сетей. Они увидели, как он зашел туда и затворил за собою дверь.

Деревенские парни и каторжник после долгих изумленных взглядов на далекую хижину разразились замысловатыми богохульствами, комментируя событие, которое им описала Марджери. Луис Себастьян только мило улыбался, похожий на ленивую и благожелательно настроенную пуму, а голубоглазый паренек задумчиво присвистнул. Что же до физиономии мастера Уин-грейса Порринджера, то на ней было написано удовлетворение, которое он пытался скрыть.

Глава XI

ЛЭНДЛЕСС СТАНОВИТСЯ ЗАГОВОРЩИКОМ

Когда Лэндлесс вошел в хижину, Годвин с довольной улыбкой оторвал глаза от сети, которую чинил. Они не виделись с тех самых пор, когда магглтонианин привозил Лэндлесса в хижину на болотах. После этого молодой человек дважды собирался нанести Годвину еще один визит, но ему всякий раз мешала бдительность надсмотрщика.

Улыбка на лице Годвина погасла, когда он присмотрелся к своему гостю внимательнее.

— В чем дело? — быстро спросил он.

Лэндлесс подошел к нему и протянул руку.

— Отныне я с вами, Роберт Годвин, телом и душой, — ровным голосом сказал он.

Починщик сетей сжал его руку.

— Я знал, что ты придешь, — с долгим вздохом молвил он. — Ты мне очень нужен, мой мальчик.

— Я не мог прийти раньше.

— Я знаю — Порринджер говорил мне, что тебе помешали. Я… — Он все еще держал руку Лэндлесса обеими своими руками, и его тонкие пальцы сжали запястье молодого человека.

— Что творится с твоим пульсом? — спросил он. — И твои глаза. Они стекленеют. Сядь!

— Пустяки, — с трудом проговорил Лэндлесс.

— Я был врачом, молодой человек, — возразил Годвин. — Сядь, или ты упадешь.

Он заставил своего гостя сесть на скамью, с которой встал сам, и положил руку ему на плечо. Затем опустил взгляд и увидел, что по белой ткани там, где его ладонь прижимает ее к плоти, расплывается неясное красное пятно.

Лицо починщика сетей потемнело.

— Ах вот как, — чуть слышно пробормотал он.

Проковыляв в другой конец хижины, он достал из тайника над очагом флягу, налил из нее темно-красной жидкости в глиняную чашку и, хромая, вернулся к Лэндлессу, который продолжал сидеть, закрыв глаза и склонив голову к столу.

— Выпей это, мой мальчик, — с суровой нежностью сказал он. — Это стимулирующее сердечное средство, которое я изобрел сам и которое вернуло мне силы, когда я спасался от роялистов после нашего поражения в битве у моста Кропреди, хотя они изрядно изрубили и вымотали меня. Пей!

Он поднес чашку к губам молодого человека. Лэндлесс осушил ее и почувствовал, как кровь вновь прилила к его сердцу и звон в ушах прекратился. Он поднял голову.

— Спасибо, — молвил он. — Я снова стал самим собой.

— Каким образом ты смог добраться сюда?

Лэндлесс мрачно улыбнулся.

— Полагаю, это удалось мне потому, что, по мнению Вудсона, я сейчас лежу и не могу встать. Когда после ужина он будет обходить хижины, то удивится, найдя мою лежанку пустой.

— До тех пор тебе надо воротиться. Ты не должен навлекать на себя новые напасти.

— Хорошо, — последовал безразличный ответ.

Они немного помолчали, затем Лэндлесс заговорил опять.

— Я пришел затем, чтобы сказать вам, мастер Годвин, что я согласен на любой план, каким бы отчаянным он ни был, лишь бы освободиться от этого невыносимого и унизительного рабства. Вы можете рассчитывать на меня во всем. Я буду работать на вас и руками, и головой и буду предан вам всем сердцем, потому что вы были добры ко мне, и я вам благодарен.

Починщик сетей ласково коснулся его руки.

— Мой мальчик, когда-то у меня был сын, бывший моей гордостью и моей надеждой. Еще не успев вполне возмужать, он погиб при взятии Треды. Но в ту ночь, когда я говорил с тобою, мне показалось, что я вижу его вновь, и мое сердце наполнилось тоской.

Лэндлесс протянул ему руку.

— У меня нет отца, — просто сказал он.

— А теперь о деле, — продолжил Годвин. — Нынче я не должен задерживать тебя здесь, но приходи сюда завтра ночью, если тебе удастся ускользнуть. Ты можешь поговорить с Уингрейсом Порринджером, и он поможет тебе. Я расскажу тебе обо всех моих приготовлениях, сообщу тебе имена и цифры и вообще все, что я и только я знаю об этом деле. И мое сердце радуется, ибо, хотя сам я калека и прикован к этой скамье, отныне у меня есть дельный заместитель. Я задумал это дело, а ты воплотишь его в жизнь. Если сын Уорхема Лэндлесса унаследовал хотя бы одну десятую способностей своего отца, то он сможет сделать многое, очень многое. Я уже более года жажду найти такого человека, как ты.