Пленники Раздора
Шрифт:
Он пожал плечами:
— Ничего. Слышала, Орд говорил — вокруг города стая уже которую седмицу кружит?
Она кивнула.
— Слышала. Завтра подумаю, что делать.
— Да, — Тамир вдел руки в рукава полушубка. — Как думаешь, у сторожевиков горсть пшеницы сыщется?
Лесана пожала плечами.
— Ну, ежели нет, на торг утром дойду… — сказал колдун и ушёл.
К сундуку Лесана решилась подобраться, только когда все уснули. Даже Лют и тот дрых на старом тюфяке
Девушка встала тихонько, чтобы никого не потревожить, мягко подняла тяжелую крышку ларя, прислонила к стене. Нащупала лежащие внутри рубахи, достала одну и прижалась лицом. На несколько мгновений обережница замерла, не дыша, а потом так же неслышно убрала одёжу обратно. Мельком подумала ещё, что Ильгару одежда Фебра, пожалуй, будет велика.
А после этого Лесана вернулась на свою лавку, завернулась в меховое одеяло и заснула.
Разбудили её утром ни свет, ни заря. Само собой, Лют.
— Эй, хватит спать! — тряс он девушку за плечо. — Тамир на торжище только что ушёл. Ну!
Обережница дернулась, стряхивая его руку, и пробубнила в сенник:
— Ну и пусть, я-то тут причём? Расцеловать его что ли на дорогу надо было?
— Вставай! — снова затормошил её волколак. — Я тоже хочу!
— Чего? — Осенённая с трудом разлепила глаза и села. — Чего ты хочешь?
— На торг. Но можешь и расцеловать.
От этой чудной вести Лесана совсем проснулась и даже подначку пропустила мимо ушей:
— На торг? — удивилась она. — Чем торговать собрался? Шерсти что ли начесал с хвоста?
— Больно умная ты, — огрызнулся оборотень. — Я ни разу в городе не был. Любопытно ж. Отведи, что тебе — жалко?
— Не жалко, — она зевнула, но начала одеваться — всё равно уже не даст поспать, назола клятая. — Только зачем тебе? Всё равно же глаза завязаны.
— Зато нос и уши — нет, — ответил он. — Чего мне целый день тут сидеть в четырех стенах? Эти ваши двое уже, вон, расползлись, кто куда. Один ушёл к бабе, которая третьи сутки разродиться не может, другой какого-то покойника отчитывать. А я третий оборот твоё сопенье слушаю. Надоело уже.
Зная «великое» терпение Люта, Лесана даже на миг не усомнилась, что он сам едва проснулся.
В печи отыскался горшок с пареной репой, томленое молоко и третья часть каравая. Жевали на ходу, одеваясь. На репу оборотень брезгливо фыркнул. А молока с хлебом поел.
На улице ярко светило солнце. День был погожий и не такой морозный, как прежние. Лют шёл, держась за локоть спутницы. Судя по всему, запахи и впрямь говорили ему о многом. Он то и дело принюхивался, прислушивался, постоянно тыкал девушку в бок, требуя рассказывать, где они идут.
Торжища достигли быстро. Тут, как всегда, оказалось многолюдно, тесно и шумно. Волколак отчаянно крутил головой и все допытывался:
— Чем пахнет?
Лесана пожимала плечами. Запахов было великое множество: пахло конским навозом, куриным пометом, разрубленными свиными тушами, солёными грибами, шерстью, овцами, железом, пряниками, калачами, деревом, кожами, калёными орешками…
— Вкусно! Чем? — допытывался Лют.
— Мясом? — предположила девушка, ибо не знала, чем ещё можно взбудоражить волка.
— Нет… — он мотал головой. — Не мясом.
Вскоре Лесана поняла, что его так увлекло. Ей стало смешно. Дурманящие оборотня запахи шли от лотка с пирогами и калачами. Обережница купила лакомство.
— На, — сунула в руку спутнику. — Ешь.
Он сперва обнюхал румяные маслянистые бока, потом, сочтя подношение съедобным, откусил сразу треть. Задумчиво пожевал. Проглотил.
— Вкусно… Вы вкусно едите, — сказал он искренне. — А тебе что — не нравится?
И кивнул незряче в сторону её руки с надкусанным калачом.
— Нравится.
— А что ж не ешь?
— Просто я медленно…
— Значит, не нравится, — заключил Лют, выхватил у неё надкусанный калач и невозмутимо принялся уминать.
Девушка подавила улыбку. Пусть ест. Он и вправду такого прежде не пробовал.
— А там что? — кивнул волколак в сторону тянущегося по правую руку торгового ряда.
— Там шорные лавки. Сбруя, ошейники…
— Нет, — пленник тут же круто развернул спутницу и потянул прочь, — ошейник у нас уже есть. А там?
— Еда. Соленые грибы, чеснок, мука, репа…
Он фыркнул, выражая презрение.
— Ты же сам сказал, что мы вкусно едим, — напомнила обережница.
— Вкусно. Но иногда всякую гадость.
— Да уж, с вами нам не сравниться, — не удержалась Лесана.
— Верно, — усмехнулся собеседник. — Калачей у нас не пекут. Волчицы вовсе стряпать не умеют. А вот у тебя получается.
— Почему не умеют? — удивилась девушка.
— А зачем волку похлебка? — вопросом на вопрос ответил оборотень. — Зверь кормится мясом — живым или падалью. Вот и выходит, что человечье тело всегда сыто без этих ваших каш и щей. Расскажи, как тебе дали те калачи? Просто так?
Она улыбнулась:
— За деньги.
— Деньги? Что это? Откуда они берутся? — он продолжал крутить головой, словно бы не интересовался ответом.
— Это такие кругляшки серебра или меди. Они остались с тех времен, когда… — Она хотела сказать «когда вас ещё не было», но осеклась и закончила иначе: — со старых времен, в общем. А если нет денег, можно обменять одно на другое. В деревнях редко у кого водится серебро. Только медь, да и той не много. Чаще выменивают добро на пушнину или что-то нужное. Например, можно выменять глиняный горшок на шерстяную нить. Или корову на лошадь. А можно везти товар в город на торг…