Пленники Сабуровой дачи
Шрифт:
Подозревать неладное Галочка стала с того момента, как пришел вызов в Москву. Злополучная правительственная телеграмма, служившая нынче документом и для получения пропуска, и для железнодорожного проезда, кроме адреса и подписи секретаря вмещала только два слова: «Приехать немедленно». И хотя Морской говорил, мол, о цели вызова гадать пока не стоит, что телеграммы в военное время допускаются лишь на 20 слов, а значит, никаких объяснений в них быть не может, и вообще, что сейчас куда больше нужно волноваться о том, как доказать, что вызов касается их двоих, а не его одного, Галочке все равно было очень тревожно. На безопасное дело так не вызывают.
И, главное, бороться
Все это было очень страшно, но что поделаешь: жизнь продолжалась даже в военное время, и жить ее добросовестно – любить, стремиться, надеяться на лучшее – надо было даже в эти суровые часы.
«Мудрость заключается не в том, чтоб биться головой о стену, а в том, чтобы уметь быть счастливым внутри стен, которые не можешь сокрушить», – вспомнилась Галочке чья-то мысль, хоть и озвученная еще до 22 июня 1941 года, но в целом имеющая право служить сейчас источником силы духа.
– Какие хорошие у вас отношения! Настоящие! – говорила между тем Анна Степановна, восседая рядом с Галочкой на заднем сиденье авто. Только что Владимир, поблагодарив за приглашение, отказался от вечернего визита в гости к ее Дюшеньке, объяснив, что Галочка наверняка захочет провести свободное время вместе с дедушкой, а сам Морской тоже занят – должен навестить первую жену. Анну Степановну этот факт до крайности умилил. – Так здорово, когда люди друг другу доверяют! Я вот не уверена, что спокойно отпустила бы мужа в гости к бывшей жене… А вы – молодец!
– Ну что вы, – улыбнулась Галочка. – Во-первых, отпускать гораздо легче, чем запрещать. А во-вторых – мне бояться нечего! Раньше Владимир, конечно, был человеком увлекающимся. Любил жениться, так сказать. Я его четвертая по счету жена, представляете? – Тут Галочка, как положено, выдержала театральную паузу после ответного ошарашенного «ах» и лишь потом продолжила. – Но сейчас, прожив со мной уже три года, он, я знаю, свои взгляды на брак изменил. Раньше ему с женами везло: ни одна не отбила охоту жениться снова. Я – другое дело. Со мной любой поймет, что супружеская жизнь – дело хлопотное. Поймет и, значит, в новый брак не полезет.
Вот за что Галочке с самого начала понравилась Анна Степановна – так это за правильное чувство юмора. Вжавшись в мягкую спинку сиденья, учительница беззвучно хохотала, явно оценив Галочкину импровизацию по достоинству.
– Ну, тогда в другой вечер приходите, – сказала она, вдоволь отсмеявшись. – У душеньки Дюшеньки комната просторная, и он любит многолюдные сборища. Расстраивается, что сейчас, когда к его начальнику и соседу по квартире в одном лице реэвакуировалась жена, гости стали обходить его комнату и спешить к Рыбаловым. Люди соскучились по семейному уюту и вкусному чаю, а жена начальника, представьте, по дороге в Харьков организовала сборы похлеще, чем мы, и привезла четыре ведра прекрасной отстоянной воды без привкуса. Этой водой Рыбаловы всех Дюшиных гостей к себе переманили. Правильно же я рассказываю, дорогой?
Восседающий за рулем Дюшенька, которого на самом деле звали Андрей Иванович, несколько раз горячо кивнул. Галочка спохватилась, сообразив, что, несмотря на шум мотора их с Анной Степановной болтовня прекрасно долетала вперед, а значит, все пассажи про брак и бывших жен Морской тоже слышал. Впрочем, Галочка все равно потом сама бы ему все пересказала.
– Ну ничего! – продолжала воодушевленная поддержкой Анна Степановна. – Вскоре Дюшенька возвратит себе статус самого радушного хозяина. Мне комнату в том же доме и даже в том же подъезде дали, поэтому я помогу. Только баян надо будет найти. Какой званый вечер без музыки-то, да?
– Баян против вкусного чая? – засмеялась Галочка. – Даже не знаю, что победит!
– Мы победим! – откашлявшись, вмешался Дюшенька. – Потому что Владимир Алексеевич Рыбалов – начальник мой – во всем на высоте, а в бытовых вопросах недальновиден как пень. Вода их питьевая скоро кончится! Я вот как раз товарищу Морскому про непредусмотрительность нашего Владимира Алексеевича рассказ завернуть хотел, а вы своим щебетанием перебили.
Все притихли, слушая обещанную историю.
– Пришло нам месяц назад в военный отдел письмо от фронтовика, – начал Дюшенька. – И не кому-то там, а лично заведующему военного отдела горкома, то есть моему Владимиру Алексеевичу Рыбалову, адресованное. «Дорогой браток заведующий! – писал некий сражающийся в окопах лейтенант. – Мы с товарищем перед выездом на фронт решили, чтобы жизнь прошла не зря, взять да жениться на ком-нибудь стоящем. Пара дней у нас в запасе до отъезда из Харькова еще была. Познакомились с хорошими девушками, сходили в ЗАГС. Они обещали быть нам верными и ждать. Не знаю, как мой товарищ, а я переживаю. Прошу тебя: проверь и сообщи мне, жива ли моя жена и как держала себя при фашистах. На мои письма она не отвечает».
– Экий нахал! – не удержалась Анна Степановна.
– Вот и я так подумал, но мой Владимир Алексеевич Рыбалов – чудак-человек – просьбой проникся. Парень же, говорит, с фронта пишет, надо помочь! Что тут будешь делать? – Дюшенька притормозил, объезжая яму, и на миг замолчал, а Владимир расценил это как приглашение к ответу.
– Ну, – растерянно протянул он, – тут вам, наверное, к газетчикам надо было обратиться. Разыскали бы жену лейтенанта, взяли бы интервью. Если все в порядке, то и статья хорошая вышла бы, и объяснять, отчего с такими деликатными вопросами в душу девушке лезете, было бы легко. Репортаж о том, как жены ждут победы и возвращения мужей – святое дело. Если же все плохо, то лейтенанту этому лучше вообще не отвечать.
– О! – обрадовался Дюшенька, – сразу видно, товарищ Морской, ты в своем деле толк знаешь! Но мы тоже не лыком шиты. Вот прям как ты говоришь – так и сделали. Девушка, как оказалось, в своей квартире уже не жила, потому на письма и не отвечала. Разыскали репортеры ее новое место жительства, накатали статейку. Все чин чинарем – и любит она мужа, и ждет, и, по показаниям соседей, вела себя во время оккупации вполне достойно. Отправили мы тому лейтенанту газету на фронт. И что вы думаете? Приходит второе письмо, да еще понаглее первого. Вот, полюбуйтесь!
Рассказчик достал из кармана пиджака письмо-треугольник и протянул пассажиру.
– «Здорово, заведующий! – вслух зачитал Морской. – Прошу Лиду взять под твой контроль и обо всех предосудительных ее действиях сообщать мне. Знаешь ведь, время военное, а все девчата на подарки, на комплименты и на ласку падкие, а на передок слабы. Так что смотри и сообщай мне обо всем».
Галочка почувствовала, что густо краснеет. Ничего себе выраженьица!
– Редкостный хам и грубиян! – озвучила общее мнение Анна Степановна.