Пленники
Шрифт:
— Да, мы беседовали, обменивались мыслями.
— Так как же Филоян мог заметить патриотизм Великанова, Саядяна, Ананикяна и Погосяна, а ваш — не заметил? Почему вы остались в живых?
— Я уже рассказал, как все это произошло.
— Это сказки для детей! А теперь расскажите для взрослых, чтобы все было ближе к истине.
— Все, что я сказал, — правда!
— Значит, вы не признаетесь, что фашисты вас купили ценой предательства ваших товарищей?
— Нет! Я не могу принять на себя такое обвинение.
— Тем хуже для вас! Все равно вы ничего не суме скрыть от меня. Я вас выведу на чистую воду, понятно?
—
Ответ Гарника снова вывел из себя Петухова. Вскочив с места, он заорал:
— Ах ты, гад! Ты еще осмеливаешься иронизировать тут! Ну, посмотрим, как ты дальше у меня запоешь!..
Уже было поздно, и следователь велел увести арестованного.
Гарник снова возвратился в свою камеру совершенно разбитым. Один из многих вопросов следователя застрял в памяти и мучительно требовал ответа. Петухов спросил: почему вы остались в живых? И в самом деле: почему он остался в живых? Разве не было лучше умереть, чем подвергаться теперь этим унижениям? Он даже не мог протестовать: его считали фашистским агентом и оправданий у него не было. Ведь его же схватили в лесу с парашютом, как ловят многих других шпионов и изменников. Другое дело, если бы он сам явился в советские органы и сказал бы, кто он и почему явился… Он не успел этого сделать. Стреляя в Филояна, он думал, что ранит его и тот не сумеет убежать, и это явилось бы доказательством, что он не его сотрудник. Но, как видно, Филоян не ранен и даже не схвачен. Следователь недаром требовал указать его приметы, спрашивал и о том, где они должны были встретиться позднее. Об этом договоренности с Филояном не было, но Петухов и тут не поверил Гарнику.
— Лжете, Адоян. Такое условие у вас было! Просто вы хотите спасти своего товарища…
Однажды на допросе Петухов спросил:
— На какие цели вы получили деньги?
— С Филояном я об этом не говорил. Перед вылетом, правда, зашел разговор о деньгах. Он сказал, что «имей мы в мирное время столько денег, вот здорово бы пожили»… Потом добавил к этому: «Если кончатся, сообщим и вышлют еще».
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— А о том, чтобы вербовать за деньги новых шпионов, не говорил?
— Нет, не говорил.
— Опять хитрите?
— Я не хитрю. Спросите самого Филояна.
Но эти слова Гарника Петухов пропустил мимо ушей. Поэтому Гарник и заключил, что Филоян не пойман. Эта мысль была мучительной.
Негодяй Филоян сумел скрыться и сейчас, наверное, продолжает свою подлую деятельность, а он сидит в советской тюрьме и, наверное, его скоро осудят как изменника родины. Таких по законам военного времени только расстреливают.
Да, для него уже нет спасения. В этом он окончательно убедился на шестнадцатый день после ареста. Петухов не вызывал его подряд три дня. И когда Гарника снова привели к нему, он спросил:
— Ну, что, — опять будете упорствовать?
— Но на мне не лежит никакой вины!
— Лжете!
— Я не лгу.
Петухов вызвал конвоира:
— Приведите заключенного Филояна.
«А, — удовлетворенно подумал Гарник, — схватили наконец! Ну, теперь все выяснится».
Филоян еще в дверях увидел Гарника и на минутку остановился. Видимо, он не ожидал этой встречи.
— Заключенный Филоян, вы знаете этого молодого человека? — обратился к нему Петухов.
— Да, знаю. Мы были вместе в лагере, в диверсионной школе и вместе вылетели.
— Подтверждаете это, Адоян?
— Да.
— Между вами были личные счеты или вражда?
— Личных счетов не было, но я всегда ненавидел его, — сказал Гарник.
— Причина?
— Я вам уже говорил: расстрел пятерых, убийство Погосяна…
— Гражданин следователь, он лжет! — перебил Гарника Филоян. — Во-первых, расстреляно не пять, а шесть человек. Я тоже был в их числе. Меня вытащили из-под трупов и снова хотели расстрелять. Но какой-то полковник вмешался и предложил помиловать меня, если я соглашусь работать в немецкой разведке. Я дал согласие, — эту ошибку я признаю. Мы, все шесть человек, знали, что нас предал Гарник Адоян. Когда мы сидели в тюрьме перед расстрелом, его самый близкий друг Великанов сожалел: «Ах, почему я раньше не убил этого доносчика!..» А что касается Рубена Погосяна, то пусть Адоян наберется храбрости и скажет, — кто был его самым близким другом? Он!..
— Вы отрицаете, Адоян, что были близким другом Рубена Погосяна?
— Нет, не отрицаю.
— Вот видите, гражданин следователь? Я хочу быть правдивым до конца. Адоян еще в диверсионной школе стал шпионом, был связан с начальником школы Мейеркацом, давал ему о нас сведения, После убийства Погосяна он сам мне сказал: «Этот человек хотел всех выдать, как только нас спустят на парашютах в России». Это факт. Думаю, что Адоян не станет отрицать это.
— Ну, что теперь скажете, Адоян?
— Извините, гражданин следователь, я еще не кончил. В лагере был наш парень, который давно знал Адояна и мог много рассказать о нем. Этого парня бросили в колодец. Я знал, что это сделал Адоян. Ему ничего не стоит убить человека. Когда мы спустились на парашютах, я намекнул ему, что можно бы пойти и сдаться. Он сразу начал стрелять в меня…
— Адоян, опять все будете отрицать?
— Да! Отрицаю! Все, что здесь сказал Филоян, наглая ложь. Верно только одно: мы вместе вылетели и вместе спустились на парашютах. Мои показания вы записали. Теперь я удовлетворен, узнав, что Филоян схвачен. Эту гадину я давно готов был убить, но не пришлось… Ничего, накажите и меня тоже.
Закончив очную ставку, Петухов велел увести Филояна.
— Видите, Адоян, что нас обмануть нелегко. Невиновным притворялись, сказочки рассказывали!
— Да поймите вы, что я рассказал вам сущую правду!
— Ах ты, проклятая змея! — вскипел Петухов.
В эту минуту дверь открылась, — вошел пожилой полковник.
— Что у вас за крики, Петухов?
— С этим извергом иначе нельзя, товарищ полковник!
Гарник тяжело дышал. Уже не сдерживаясь больше, он выкрикнул:
— Я не изверг, слышите! Можете меня повесить, расстрелять, но я не изверг!.. Изверг тот, чьи слова вы приняли за чистую монету.
— Замолчите! — пригрозил Петухов.
Полковник кинул на Гарника быстрый взгляд, подошел к столу и, взяв протокол, прочел его от начала до конца. Затем, свернув протокол в трубку, распорядился:
— Пусть уведут.
Гарник пришел в свою камеру, потеряв последние надежды. Он считал расстрел неминуемым.
7
На следующий день Гарника вызвал другой следователь — Попов. Зорко поглядывая на Гарника поверх очков, он спокойно слушал его ответы и записывал их во всех подробностях. Когда Гарнику хотелось сделать пояснение, он поощрительно кивал головой: