Пленники
Шрифт:
— А вас четверых я уже рекомендовал оставить здесь, для дальнейшего усовершенствования. До свидания!
Он удалился быстрыми шагами очень занятого человека.
2
Гарника и еще трех участников экскурсии в самом деле оставили в Берлине. А через несколько дней их на самолете переправили в польский город Лодзь. Прямо с аэродрома четырех армян в закрытых машинах доставили на окраину города. На воротах высокой ограды висела вывеска: «Больница для душевнобольных». За оградой был виден фасад красивого двухэтажного здания, стоявшего в глубине двора. Гарник заметил
— Странно! Зачем нас привезли сюда? — шепнул он Погосяну.
Тот пожал плечами:
— Наверное считают за ненормальных.
Бархударян, прислушивавшийся к разговору, уставился на вывеску и дернул за рукав Погосяна.
— Что здесь написано?
— Написано: дом умалишенных.
Лицо Бархударяна вытянулось, челюсть отвисла.
— Да разве мы сумасшедшие?
— Кто тебя знает! Все душевнобольные склонны считать себя здоровыми.
Офицер, сопровождавший армян, вошел в двухэтажный дом и вернулся оттуда с какой-то бумажкой.
— За мной! — махнул он рукой.
Гарник, не двинувшись с места, резко спросил:
— Зачем вы нас привезли сюда?
— Зачем? — удивился офицер. — Затем, что вас сюда прислали.
— Но мы же не больные!
Офицер засмеялся.
— Тут нет ни одного больного. Вывеска висит для прикрытия. А вы решили, что это действительно сумасшедший дом? Ха-ха-ха!..
Загадка продолжала оставаться загадкой. «Для прикрытия»… Чего? Кого?..
— Если это не больница, почему люди ходят в халатах?
— Вы тоже их оденете. Здесь школа, секретная школа. Понятно?
— Ах, секретная школа! — обрадовался Бархударян.
Но Гарник стоял насупив брови. Призадумался и Погосян. «Секретная школа» была для них полной неожиданностью.
Их отвели в отдельный домик, затаившийся в конце длинной аллеи.
Только на другой день Гарник понял, куда они попали. Под вывеской сумасшедшего дома скрывалась школа диверсантов. Почему их не спросили, хотят ли они учиться в этой школе?..
Начальник школы майор Отто Мейеркац принял новичков со всей радушностью, на какую был способен:
— Очень, очень приятно! — потирал он руки. — О ваших способностях отзываются с большой похвалой. Предметы, преподающиеся у нас, несложные… требуется только выдержка. Думаю, что вы недолго здесь поскучаете.
— Учиться здесь… обязательно? — спросил Гарник.
— Для тех, кто перешагнул наш порог, — обязательно. Вопросы желания или нежелания решаются до того, как прийти сюда, — с заметным неудовольствием объяснил начальник школы.
— А где мы будем работать после окончания?
— Это уже не мое дело! А сейчас вам нужно учиться. Пока все. Сегодня вас более подробно ознакомят с учебной программой. Желаю успехов!..
Аудиторией была соседняя комната.
Лысый флегматичный капитан говорил безжизненным голосом:
— В основном здесь изучаются четыре предмета: радиоаппаратура, взрывчатые материалы, парашютное дело и топография… А также гимнастика. Наша школа, как вам известно, строго секретная. Даже курсанты не знают настоящих имен друг друга. Следовательно, и вы должны изменить свои имена. Выбирайте, кто что желает.
Гарник посмотрел на соседей. Нетрудно было догадаться, почему его будут величать не тем именем, какое дала ему мать: его хотят сделать шпионом.
Бархударян, видимо не задумываясь над словами капитана, ответил первым:
— Пусть мое имя будет Троз.
— Почему Троз?
— Так меня звали в детстве.
— Нельзя! — лениво качнул головой капитан. — Если кому-то была известна эта кличка, то нельзя. Как вас звали раньше, забудьте!.. Вы становитесь другими людьми, ваши биографии начинаются вот с этого момента…
Бархударян снова оживился:
— Да, вспомнил! У нас одного парня звали Пончик-Перчик.
Пончик был отвергнут, остался Перчик. Изменилась и фамилия Бархударяна, — отныне он стал Хадаряном.
Гарник, когда подошла его очередь, сказал:
— Запишите: Вреж Апресян, — он вспомнил в этот момент своего греческого товарища.
Капитан предложил им не рассказывать никому из других курсантов о своем прошлом, не говорить, кто откуда родом, кто родители, где они находятся сейчас.
— Все это может иметь для вас роковое значение, — закончил он. — Теперь вам остается сдать прежнюю форму и одеться так, как положено у нас.
Им принесли больничные халаты.
— Послушай, Рубен, для чего это… парашютное дело? — заговорил Бархударян, когда они остались одни.
— Туго же ты соображаешь, парень! Не в Лодзи же тебе заниматься диверсиями? С парашютом тебя сбросят на нашу территорию, чтобы ты взрывал там железнодорожные мосты, заводы, шахты… — стал объяснять ему Погосян.
Бархударян сжался и примолк.
«С парашютом тебя сбросят на нашу территорию…» Эта суровая фраза засела в голове Гарника. Да, конечно, парашютное дело не зря изучают в школах диверсантов. Их посадят в самолет, который где-то и как-то пересечет линию фронта, а потом… потом они окажутся на советской земле. И там им прикажут: «Взорвать такой-то и такой-то объект». А почему, собственно, он должен подчиняться этому приказу? Ведь он будет у себя. Он может явиться в советские органы и заявить: «Вот я! Поступайте со мной, как хотите, но вины на мне нет никакой». Его спросят: а где факты? Чем ты докажешь свою честность? Предположим, что ты убежал из лагеря, что хотел перейти сюда. Но странно… очень странно, что так и не сделал этого. Ведь тысячи людей перешли!.. Хорошо: предположим, что все это так. А чем ты объяснишь свое пребывание в школе диверсантов? Гарник искал ответы на все эти «почему», но ни один не удовлетворял его. Все казалось неправдоподобным даже ему самому. Действительно: почему, почему так случилось?..
С такими настроениями он приступил к занятиям в немецкой диверсионной школе.
Всех четверых присоединили к одной из групп курсантов. В группе было одиннадцать человек разных национальностей: четверо белоруссов, три украинца, два грузина, двое русских.
Гарник познакомился с одним из грузинов, который назвал себя Сохадзе. Первоначально оба не касались наболевших вопросов. Гарник выяснил только, что Сохадзе тоже попал сюда случайно. Своего отношения к происходящему он не высказывал. Новички, кажется, не вызывали в нем обычного в таких случаях любопытства. Но чувствовалось, что грузин внимательно следит за каждым из «однокашников» и делает какие-то свои выводы. Недаром именно на Гарнике он остановил внимание. А через него познакомился и с Погосяном. Но на политические вопросы он не позволял себе разговаривать даже с ними. И только однажды немного раскрылся, когда узнал, что у Саакяна врач нашел сифилис. Саакяна убрали.