Пленники
Шрифт:
— Я не притворяюсь.
— Иди, иди! Там выяснят, притворяешься или нет…
— Он ничего не видит, доктор! — сказал Гарник, еле сдерживаясь.
— Хватит! — заорал доктор. — Альберт, я кончил прием, понимаешь?
Альберт поднялся:
— Ну, вставай! — угрюмо приказал он.
— Куда вы его? — решил выяснить Гарник.
— Вот что, — лениво оглядел его Альберт, — иди-ка ты по своим делам! Будет лучше.
— Он слепой, вы понимаете?
— Пошел, говорю! Ну?
Оник встал, повернулся туда, где, по его расчетам, была дверь и пошел, вытянув вперед руки, пока не натолкнулся на
Альберт, схватив Оника за ворот, потащил к двери.
— Иди, в подвале у меня прозреешь!..
Великанов и Гарник стояли на улице. Когда Оник показался в дверях с беспомощно протянутыми вперед руками, Великанов подошел к нему, чтобы помочь.
— Прочь! — гаркнул Альберт. — Убирайся, а то пойдешь вместе с ним. А ты пошевеливайся, не шаркай ногами!..
Великанов и Гарник молча смотрели им вслед.
Оник с протянутыми навстречу окружающему ему мраку руками неуверенно шел по двору. Это был первый день его слепоты и у него еще не было сноровки человека, давно ослепшего, чтобы ступать более смело и как-то ориентироваться в хаосе звуков окружающего мира.
Альберт, — начальник лагерной охраны, — подозвал к себе одного из надзирателей и распорядился отвести Оника в подвал соседнего лагеря.
Новый сопровождающий был нетерпелив. Ему казалось, что Оник идет слишком медленно и он начал подбадривать его тычками.
— Веселей, веселей! Одиночная камера — хорошее средство от слепоты!..
— В таком случае буду очень благодарен ей, господин начальник, — найдя в себе силы, сказал Оник. — Не толкайте, я же не вижу ничего!..
Ему казалось, что он шагает по краю бездонной пропасти, что все это происходит в кошмарном сне. От знакомого мира остались только звуки. Вот он слышит автомобильный гудок, близкое фырканье мотора. Он отшатывается — в лицо ему летят комья грязи. Кажется, он попал в лужу: вода доходит уже до колен… Откуда тут лужа?
Часовой орет сзади:
— Скотина, куда ты лезешь?
— Ничего не вижу!..
— Шагай, шагай, грязный болван!
— Не толкайте меня! Я… иду…
Речь его оборвалась на полуслове. Споткнувшись о камень, Оник распластался на земле. Он слышал издевательский хохот немца.
— Хо-хо-хо!.. Хитер! Нарочно с дороги свернул…
При падении Оник больно ударился лицом обо что-то твердое. Поднявшись, он ощупал подбородок, и ладонь стала мокрой.
Через некоторое время сопровождавший его надзиратель повел с кем-то переговоры. Потом Оника втолкнули в подвал, пропахший плесенью и тухлой рыбой.
Со звоном повернулся в замочной скважине ключ.
— Зачем закрываете? — несколько раз выкрикнул Оник. Никто ему не ответил, немцы ушли. Он беспомощно опустился на пол.
Неизвестно, сколько прошло так времени.
Придя в себя, Оник нащупал стену и двинулся вдоль нее, проверяя каждый выступ. Пустая, холодная, сырая стена. Угол… другая стена, третья, четвертая…
4
Гарник и Великанов между тем обдумывали, чем помочь попавшему в беду товарищу. Они уже разведали местонахождение Оника. Один из пленных, недавно вернувшийся из подвала, рассказал, что там не дают никакой еды. Великанов решил вызвать чеха Иво — он жил во втором лагере — посоветоваться.
Иво подошел к воротам.
— С Оником нашим случилась беда. Он сидит у вас в подвале. Вот я принес несколько картофелин. Надо как-нибудь передать ему… Можешь помочь?
Великанов протянул сверток.
— Сделаю, Ваня.
— Ну, спасибо, брат! Я знал, что ты не откажешь.
Иво взял сверток и отправился к каменному сараю, находившемуся в их лагере. Верхний этаж его был завален мешками с цементом, старым железом, пустыми бочками, дровами. В подвале немцы устроили карцеры для лагерников. На уровне земли чернели маленькие окна.
Иво подошел к первому из них.
— Кто тут?
Ответа не последовало.
— Оник! — крикнул Иво громче, — ты здесь?
Оник сидел на полу. Услышав свое имя, он вздрогнул. Голос был ему незнаком.
— Оник, ты здесь? — снова раздалось сверху.
— Да! Кто это?
— Я принес картошки от Великанова. Соль в бумажке. Держи, бросаю!..
Оник различил стук упавшего бумажного свертка.
И снова вокруг — глухая тишина. Ему вдруг показалось, что он задремал и слышал этот голос во сне. Проверяя себя, Оник, как ребенок, пополз на четвереньках и начал обшаривать пол. Он ощупал кругом себя, но ничего не нашел и повернул в другую сторону. Камера была невелика, и он снова разочарованно подумал, что разговаривал с кем-то во сне. Но вот его рука наткнулась на что-то круглое. Картофелина, теплая!
Оник продолжал поиски. Он нашел еще несколько картошек, а рядом комок бумаги. В бумаге была соль. Он тут же с жадностью съел одну, затем вторую, остальное спрятал в кармане. Завтра могут ничего не дать, останешься голодным. Спасибо же вам, друзья!..
Наутро Оника вызвали к врачу. Выйдя из камеры, он почувствовал, как сильно забилось сердце. Что же, опять начнутся издевательства? Сколько еще можно унижать человека? Будь, что будет, — он покажет сегодня доктору, что пришел конец его терпению. А там пускай хоть смерть!..
Сопровождавший Оника надзиратель оказался более деликатным и даже предложил держаться за него, пока они шли в больницу.
Войдя в кабинет врача, надзиратель заявил:
— Совершенно слеп, доктор.
— Мало хорошего! Сейчас проверим. Подойди сюда…
Оник был обескуражен таким приемом. Трудно было поверить, что перед ним человек, бросивший его в карцер. Даже голос был неузнаваем.
Врач долго выворачивал ему веки и, по-видимому, внимательно разглядывал. Что с ним сталось? Может, в прошлый раз был пьян? Нет, должно быть — это другой врач. Оник хотел было завести с ним разговор, но в это время в кабинет вошли какие-то люди. Даже не видя их, можно было почувствовать, что это начальство. Врач заторопился.
— Хорошо! Вот возьми мазь, — два раза в день будешь смазывать веки. Потом явишься ко мне снова.
Оник взял баночку, и надзиратель вывел его на двор, предоставив самому добираться до места.
Боясь попасть в какую-нибудь яму, Оник продвигался осторожно и все прислушивался, не услышит ли русской или украинской речи. Вскоре он уперся в какую-то стену и остановился. Он помнил, что расстояние от больницы до ворот лагеря было не более трехсот шагов. Куда же идти?..
Какая-то немка, заметив беспомощного слепого у стены, остановилась.