Пленники
Шрифт:
— В следующую субботу, наверное, снова поедем. Я скажу, непременно скажу. Как тебя зовут?
— Иваном. Иван, понимаете?
— Ага, Иоганн, очень хорошо. А я Клаус. Понял? — Клаус! В следующую субботу, если поедем, обязательно скажу, передашь письмо, — повторил еще раз проводник. — Не беспокойся, доставлю в сохранности.
Они добрались до шоссе. Клаус поблагодарил Великанова и еще раз заверил, что когда поедет в Швейцарию, непременно его разыщет.
Великанов быстрыми шагами возвращался к месту работы. У него было прекрасное настроение.
— Видно, он
— Неплохо!.. — Великанов весело потирал руки. — Ты. Иво, очень хороший парень, — знаешь? Вообще, вы чехи, славный народ, верно?
Иво, бросив лопату, подошел к Великанову:
— Послушай, чего это ты вдруг так воодушевился? Сколько он тебе дал?
— Что дал? Ничего! Но он мне сообщил важную новость, Иво! Оказывается, составы идут отсюда в Швейцарию, понимаешь? Эти чемоданы он привез из Швейцарии, — с продовольствием. Я сказал ему, что у меня там богатый родственник и, если он узнает, что я здесь, пришлет много денег.
— Это верно?
— У тебя в Африке есть родные?
— Нет, к сожалению.
— К сожалению, и у меня в Швейцарии их нет.
Иво весело расхохотался.
— А вдруг в следующую субботу он придет за письмом?
— Скажу, что потерял адрес… Ты в детстве, случайно, не был беспризорником?
— Нет.
— И я не был. Но читал в одной книге, что беспризорники ездили в каком-то ящике под вагонами. Почему бы нам не последовать их примеру? — Великанов, нагнувшись, заглянул под вагон. А когда выпрямился, на лице его было полное разочарование. — Никакого ящика, понимаешь?..
Иво уже знал о том, что его русский товарищ собирается при первой возможности бежать и сочувствовал ему, но мало верил в эту затею.
— Под вагоном ты никуда не уедешь, — сказал он. — А вагон уже полон, давай-ка заровняем уголь.
Они поднялись в вагон. Работая лопатой, Великанов обдумывал план дальнейших действий.
Вечером в лагере он рассказал друзьям о разговоре с Клаусом:
— Швейцария — нейтральная страна, ребята. Она не вмешивается в войну. Только бы перейти границу, а там считай себя на свободе…
— Этот Клаус может еще оказаться Кляузом — надо и такую возможность учитывать, — предупредил Оник.
Великанов призадумался.
— Ну и пусть. Что он может сделать? Нам ведь только бы узнать, когда уходит поезд в Швейцарию. А там… я уже кое-что придумал, ребята.
Великанов ненадолго умолк, глаза его таинственно заблестели.
— Там на станции валяется огромный ящик. Не знаю, что привезли в нем, но теперь он пуст и никому не нужен. Можно поставить в вагон…
— Ну и что? — нетерпеливо вскинулся Гарник.
— А затем уголь можно сыпать на ящик. А мы в это время будем сидеть в ящике.
Трудную загадку загадал он друзьям.
— Как же мы залезем в него? — прикрыв рукой больные глаза и болезненно морщась, спросил Оник. — И как выйдем из этой угольной могилы?
— Чудак ты, Оник! Что за «могила»? Ну, полежим в ящике до ночи, предположим. А ночью выйдем. Крышка ведь открывается! Я скажу Иво, чтобы он поменьше угля насыпал.
— Иво? — переспросил Гарник. — А он не выдаст?
— Что ты говоришь! Иво — свой парень!..
Но сколько времени им придется пробыть в ящике, хватит ли воздуха, поместятся ли они втроем, как быть с едой, как вести себя, если их обнаружат… Кроме того, перед ними стоял очень важный вопрос: как их примут швейцарцы?
— Насколько я знаю, — сказал Оник, — швейцарцы порядочные люди, они всем разрешают въезд в свою страну.
— Ленин долго жил в Швейцарии, — добавил Гарник.
— Словом, — сказал Великанов, хлопнув рукой по колену, — решено! С завтрашнего дня я буду налаживать ящик. Обычно поезда отправляются вечером. А если этот пойдет днем, вам под каким-нибудь предлогом надо не выйти на работу. Тебе, Оник, например, необходимо лечить глаза. Иди к доктору.
Но Оник уже был у него однажды. Этот доктор вместо того, чтобы лечить, начал кричать на него: ты, мол, нарочно это сделал, чтобы не работать, ты растравил глаза табачной водой!..
А глаза болели, надо было хоть на несколько дней освободиться от работы. Но Оник даже не пытался просить об этом, зная, что потребуют бумажку от врача. А врач даже не хотел разговаривать с ним.
В этот день его поставили на другую работу — велели очистить площадку возле машины, которая приводила в движение транспортер. Вокруг машины было рассыпано много угля. Оник работал не торопясь. Отбросив в сторону несколько лопат, он останавливался и вытирал слезившиеся глаза. Здесь никто его не подгонял. Неподалеку работал и Гарник: он отталкивал в конца ленты транспортера нагруженные вагонетки и подкатывал порожние.
До полудня он несколько раз навещал Оника.
— Как дела, брат? — спрашивал он.
И пошутил:
— Знаешь, я долго думал, отчего заболели твои глаза. Наконец догадался!
Оник, насторожившись, глянул на товарища.
— Ты в тот день посмотрел на дочку шеф-быка!..
Гарнику хотелось поднять настроение друга.
Но Оник не откликнулся на шутку.
— Плохо дело мое! Если захочешь недругу зла, пожелай ему мою боль. Прямо ножом режет. А эта мерзкая махина столько пыли поднимает…
Гарник посмотрел на машину.
— Знаешь, мы ведь можем ликвидировать эту пыль.
— Как?!
Гарник не отрывал взгляда от шумно работавшей машины. Вращались зубчатые колеса, вращались маленькие и большие стержни, дробно стучали, приводя в движение прорезиненную ленту с углем. Этот уголь шел на сталелитейные заводы, где враг ковал оружие против Советской Армии, производил танки, пушки и самолеты. А излишки угля отдавал Швейцарии или какой-нибудь’ другой «нейтральной» стране, получая в обмен масло и сыр, чтобы фашистская армия была сыта и еще больше разрушала городов и убивала людей. Они убили его брата… А он и Оник, и все остальные… ведь они помогают врагу творить подлые дела. Враг доверил им эту машину, и они покорно выполняют его волю. А ведь долго ли вывести агрегат из строя — бросить небольшой кусок железа между зубцами и утихнет этот шум, остановятся беспрерывно ползущие ленты, замрет работа шахты.