Пленники
Шрифт:
Лещинский пожал плечами:
— Воскресенье — может, на прогулку ведут? — предположил он.
На прогулку! Нет, вероятнее всего придумали какую-нибудь работу, хоть и воскресенье сегодня. С раннего утра до позднего вечера гнут пленные спину в шахте. Рабы!.. Бесстыдно «процветающая» Германия расхваливала свое благополучие — и вот оно, это благополучие: облавы в городах и селах захваченных стран, — тысячи, десятки, а, может, и сотни тысяч людей обращены в рабов.
— Они смотрят на нас, как на скотину.
— У нас, у нас!.. Здесь мы крепостные, приятель, и дело наше помалкивать. По крайней мере, хоть город увидим.
Улица шла от окраины города. По обе стороны тянулись одноэтажные и двухэтажные дома, у каждого зеленел садик.
Указав пальцем на ворота, полицейский привел всю группу на просторный огороженный двор. Недалеко от дома возвышалось здание, около которого были нагромождены кучи песка, кирпича, черепицы. Старик-немец, нагнувшись, вытаскивал из старых досок гвозди. Увидев вошедших, он оставил работу, некоторое время смотрел на них, шевеля губами, и недовольно обернулся к полицейскому:
— Почему восемь? Я просил десять.
— Не знаю. Сколько дали, столько и привел, — оправдался тот.
— Гм… Ну, ладно! По-немецки понимаете? — обратился старик к пленным. Правая щека его дергалась.
Все молчали.
— Я спрашиваю, есть среди вас кто-нибудь знающий по-немецки?
Взгляд старика скользнул по лицам. Неизвестно почему из всех восьми человек он выбрал одного.
— Какой национальности?
— Я? Чех.
— Значит, понимаешь! Почему не отвечал на мой вопрос?
Чех, пойманный с поличным, чуть покраснев, оглянулся на товарищей:
— Я не знал, зачем вы спрашиваете.
— Сейчас объясню. Возьмите лопаты. Вот отсюда до тех колышков… видишь? — надо вырыть яму для фундамента глубиною в метр. Понятно?
Чех замялся:
— Как я могу объяснить им, они не чехи.
— Начинай работать, поймут!..
Люди приступили к работе с неохотой. Да и кому понравится после целой недели изнурительного труда снова браться за лопаты? Тем более каждый понимал, что на этот раз приходится работать на ненавистного повара. Это он отобрал и послал их сюда.
Великанов, взявшись за лопату, искоса глянул на Оника.
— «Доброе утро!». Ничего не скажешь — доброе.
Оник прошел к дверям соседнего помещения, заглянул внутрь и сообщил:
— Расширяют свинарник! Там восемь свиней и каждая похожа на повара. Не верите?
Парни верили, но тем не менее отправились поглядеть на свиней.
— Вот куда уходят наши обеды, — сказал Гарник, ковыряясь в земле лопатой. — Расширим хлев — еще хуже для нас будет. Тогда и вовсе останемся без еды.
Старик-немец ушел в дом.
Парни, воспользовавшись отсутствием надзирающего глаза, прекратили работу. Бросив для виду несколько лопаток земли, они переговаривались и с любопытством наблюдали за балконом дома, где время от времени появлялась красивая полная девушка. Однажды на балкон вышла пышная немка, — ее толстые белые руки были обнажены до плеч, но она, казалось, не чувствовала холода. От мокрых рук ее поднимался пар, на лице играл румянец.
Вслед за нею появилась черная остроухая овчарка и начала лаять на копавшихся во дворе пленных.
Женщина, едва посмотрев на них, повесила несколько полотенец на веревку, протянутую от столба к столбу, и, раскачивая полным телом, удалилась.
Было видно, что в этой немецкой семье царит благополучие и достаток. Жирными были свиньи, жирной была овчарка, ожиревшими были хозяйка и ее дочь.
Около полудня в воротах показался повар лагеря. Он подошел к работавшим на дворе, проверил работу и взбесился:
— Что вы тут делали столько времени? Даже кубометра не выкопали, скоты! Кого обманываете? Я вас проучу! Мерзавцы, привыкли даром жрать хлеб!.. Я вас накормлю!
Заплывшая жиром шея его побагровела. Погрозив тяжелым кулаком, он повернулся к дому и окликнул жену.
На балконе снова появилась полногрудая женщина с голыми руками.
— Где отец? — заорал повар. — Почему эти скоты оставлены без присмотра?
— Отец за масляной краской ушел.
— За краской? Ха! Разве он не знает, что эти дикари умеют работать только из-под палки? День идет к концу, а они еще ничего не сделали. Должны были всю яму под фундамент вырыть! Мерзавцы, негодяи!..
Повар охотно прибег бы к кулачной расправе, но избить восемь человек было даже ему не по силам. Да и опасно, хотя у ворот сидел кто-то из лагерной охраны.
Никто не ответил повару, никто не смотрел в его глаза, налитые лютой злобой. Он все еще продолжал ругаться, когда ворота со скрипом раскрылись. На улице стоял грузовик. Шофер, открывший ворота, сел в кабину и въехал во двор.
Кузов машины заполняли большие бидоны и мокрые мешки. Не трудно было заметить, что они с картофелем, свеклой и капустой.
В бидонах, должно быть, был обед.
Свиньи, почуяв запахи еды, подняли в помещении визг. Все еще ругаясь и угрожая, повар сел в машину и укатил.
Уже давно прошло обеденное время. Пленные были голодны, устали; холодный ветер, подувший с полдня, заставлял их то и дело ежиться. Но никто не говорил им; бросайте лопаты, идите есть.
— Он, боров этакий, — не выдержал Гарник, — наверное, уж раз десять пожрал, а нас заставляет голодными строить свой свинарник. К черту, не буду больше работать! Конец!