Пленники

Севунц Гарегин Севиевич

Только сейчас Гарнику стало ясно, с каким человеком он имеет дело.

Великанов молча следил за разговором. Не понимая ни слова, он старался прочесть все по лицу Гарника. Теперь и он заметил, что Гарник сразу помрачнел.

Правда, Гарник тут же улыбнулся.

— Когда же организуют этот легион, господин Бекмезян? — спросил он.

И Великанов заметил, что это была вовсе не та ясная, милая улыбка, которой его друг улыбался ему или, скажем, Терезе.

Бекмезян ответил на его вопрос с энтузиазмом:

— Скоро, скоро организуют! Пять дней

тому назад я был в Берлине, там я встретил господина Тутунджяна. Это большой наш национальный деятель. На днях он должен прибыть сюда, провести собрание. Мне он тоже велел подготовиться к нему, я ведь член местного рационального комитета. Плохо, что армяне несколько ассимилировались, совершенно не интересуются национальными делами. Многие разбогатели, завели предприятия, скупают акции — забились, в общем, по темным углам. Есть Армения или нет Армения, для них все равно. Завтра я должен поехать к Мхитарянам. Это, братец, какие-то ископаемые, — для нации ничего не делают… Вот когда Армения освободится, каждый, небось, скажет: «Мы пахали!» Господин Дро утверждает: взятие Армении — вопрос нескольких месяцев. Будем надеяться! Но немцы ведь не обязаны освободить нашу страну, а потом расшаркиваться: пожалуйте к столу — вот вам!.. Мы тоже должны помогать. Хотят легион — не один, а четыре поставим. Я и вам советую записаться в этот легион.

Эта мысль необыкновенно воодушевила Бекмезяна.

— Куда вы пойдете в такое смутное время? Оставайтесь здесь, найдутся еще два-три человека — вот тебе и готов маленький легион. Завтра же я сообщу господину Тутунджяну, что мы начали организацию. Господин Тутунджян говорил, что солдатам легиона будут давать все: деньги, одежду, питание…

Гарник молчал.

— О чем задумался, брат Григор? — продолжал Бекмезян самым дружеским тоном.

— Вот я Оника спрошу… — И Гарник перевел Великанову весь разговор.

— Легион должен идти на фронт? — спросил Великанов.

— Что спрашивает господин Оник?

— Он хочет знать, пойдет легион на фронт или нет?

— Какой там фронт, братцы? Не бойтесь! Легион должен спасать Армению. Организуем его и пойдем на родину!..

— Что же, можно! — заявил Великанов. — Если это будет скоро, то можно…

— Я заговорился с вами, простите. Сейчас приготовлю что-нибудь.

Бекмезян ушел в соседнюю комнату.

— Можно! — многозначительно посмотрел на Гарника Иван. — Лишь бы добраться до фронта, а там…

— Понятно! — заключил Гарник.

У Бекмезяна была сварена свекла. Он приготовил еще что-то, напоминающее кофе. Выпили по стакану, съели свеклу.

Хозяин оправдывался:

— Всегда вот так: занимаешься полезной для нации деятельностью, о себе совсем забываешь…

Ему хотелось развлечь гостей, он устроился у радиоприемника, стал крутить рычажок. Эфир был полон шума, скрежета, визга и немецкой речи.

Гарник сел рядом с хозяином. Бекмезян поднялся, чтобы принести пепельницу. Пользуясь случаем, Гарник повернул рычажок приемника и вдруг…

— Говорит Москва! Говорит Москва!..

По телу Гарника пробежала дрожь. Великанов вскочил. Как давно они не слышали этот знакомый голос советского диктора.

— Передаем сообщение Советского информбюро…

Бекмезян озабоченно подбежал к радиоприемнику.

— Москва говорит?.. Не надо!..

— Вчера советские войска…

Рычажок попал в руки Бекмезяна, и в комнату хлынули звуки музыки.

— Я здесь на хорошем счету: нельзя, чтобы в моем доме говорил голос Москвы!.. — Помедлив, он совсем выключил приемник.

— Давайте лучше сыграем в карты.

Появились карты. Бекмезян начал проделывать с колодой всевозможные фокусы. Сразу видно было, что он мастер картежной игры, если не сказать больше.

Постелей в доме не было. Когда стемнело, Бекмезян собрал для гостей какие-то тряпки, а вместо одеяла принес рваное пальто.

Парни тесно легли рядышком, как когда-то в ящике, засыпанном углем, или в Нагоне-домике фрау Генриетты. Каждый размышлял о своем.

«Вчера советские войска…» Где сейчас советские войска?..

3

Утром Бекмезян разбудил гостей.

— Доброе утро! Ну, как провели ночь? Не снились ли дурные сны?

— Большое спасибо, — ответил Гарник, — все хорошо!

— Оник во сне разговаривал по-русски… Бедный парень, вот что сделали большевики: и по-армянски говорить отучили!.. Не беда, — пока доберемся до Армении, научим тебя родному языку.

— Что он говорит? — поинтересовался Великанов.

Гарник перевел слова Бекмезяна.

— Скажи, что это не беда, — мы сумеем понять друг друга… А снились мне карты. Даже во сне, понимаешь, ломал голову над его фокусами.

Бекмезян был польщен.

— Ну, это неважно!.. Давайте-ка займемся делами легиона. Посмотрим, что эти Мхитаряны скажут, чем они помогут нам? В городе же придумаем что-нибудь насчет завтрака.

Они довольно долго добирались с окраины, где жил Бекмезян, до спокойной, чистой и узкой улицы, одну Сторону которой занимало старинное, еще хорошо сохранившееся здание Мхитарянского монастыря.

Главный вход был закрыт. Бекмезян нажал кнопку звонка.

В дверях показался швейцар.

— Передайте отцу Аветису, что господин Бекмезян хочет видеть его. С ним люди, приехавшие с родины. Три человека из армянского легиона.

— Из легиона, прибывшего с родины, говорите? — на западно-армянском наречии переспросил старик.

Бекмезян повторил сказанное и, глядя вслед швейцару, пояснил:

— Он тут сорок лет работает. Австриец, но чисто говорит по-армянски. Одним словом, — обармянился!..

Швейцар возвратился с седовласым невысоким старцем в рясе.

— Здравствуйте, отец Аветис! Я привел вам гостей, — первые солдаты армянского легиона!

Однако воодушевление Бекмезяна не встретило отклика у старика. «Солдат армянского легиона» он еле удостоил холодным старческим взглядом, — словно нехотя, поздоровался с ними, и считая, по-видимому, неудобным разговаривать в дверях, пригласил: