Пленных не брать!
Шрифт:
– Вот ведь невидаль, – буркнул эсэсовец. Станислав Федорович тоже удивился, что страшного даже для мирного Керьялайнена в мертвеце – вроде бы успел уже насмотреться. Но мертвец оказался непростой. В сидевшем спиной к древесному стволу человеке Воскобойников узнал лейтенанта Буренина, командира «слабосильной команды».
– Лейтенант! Лейтенант! Живой?! – Комиссар потряс безвольное тело, хотя понимал, что Буренин мертв.
Лицо лейтенанта выражало высшую степень удивления, а толстая «антарктическая» куртка была изодрана и покрыта темными пятнами, сизо-красные внутренности из распоротого живота свернулись в паху жутким месивом. Но самым страшным было не это. Воскобойников набрал горсть снега и стер со лба лейтенанта кровяную корку.
– Что за черт? – сказал Айнцигер.
На лбу ножом был вырезан значок – разветвленные оленьи рога. Глубоко вырезан, так, что в ране проглядывала белая черепная кость.
– Вы знаете этого человека? – беспокойно спросил немец, наблюдая за Воскобойниковым. – Что за знак?
– Знал, – коротко ответил комиссар. – Про знак... Помните историю с ночным хохотуном?
– Конечно, такое трудно забыть.
– Она, похоже, продолжается...
– Надеюсь, вы не собираетесь его хоронить? – осведомился Айнцигер.
– Нет... – Воскобойников замялся, потом более уверенно повторил: – Нет. Но хотя бы в снег нужно закопать.
– Погодите, – сказал немец, наклонился, снял варежку и сунул руку внутрь распоротого живота. – Теплый... Его убили совсем недавно.
Керьялайнена вырвало, финн едва успел отбежать в сторону и упасть на колени.
– Помогите мне его зарыть, – попросил комиссар.
Немец пожал плечами, но помог забросать Буренина снегом. Рядом с телом валялся длинноствольный артиллерийский «люгер», таких Воскобойников не видывал лет пятнадцать. Где лейтенант мог его раздобыть? Патронов не было, и он без сожаления положил бесполезную громоздкую цацку возле трупа.
Почему убили Буренина? Уж он-то не имел ровным счетом никакого отношения к смерти финна, которого Воскобойников застрелил у ручья... Или тело бросили здесь, на пути, с намеком?
Я очень давно не вел дневник, вспомнил Воскобойников. Почему-то эта мысль грызла его весь долгий переход до самого вечера, пока Айнцигер не выругался и не бросил автомат и мешок на снег.
– Похоже, мы заблудились, – сказал он.
– А карта?
– Карту можно выбросить к чертовой матери. Карта больше не нужна. Нас что-то не выпускает.
– Почему? – тупо уставившись себе под ноги, пробормотал Воскобойников. Он хотел лишь одного – проглотить что-нибудь горячее и уснуть. Лечь. Уснуть. Лечь. Уснуть...
– Почему?! – крикнул немец. – Почему?! Да вот почему!
Он сделал пару шагов в сторону, сунул руки в снег и принялся там шарить. Керьялайнен стоял, прислонившись к сосне, и смотрел в сторону.
– Вот почему, – прохрипел немец и сунул в лицо комиссара облепленный снегом артиллерийский «люгер» Буренина. – Вот почему. Мы полдня шли зря и вернулись туда же, откуда пришли, – к могиле вашего знакомца... И теперь, судя по всему, нам придется здесь заночевать – в месте, где я меньше всего хотел бы оставаться на ночь.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К БУДУЩЕМУ-6
Утром Юлька ела нехотя. Я уже несколько раз произвел набег на тарелки шведского стола, традиционного для таких гостиниц, а она с сосредоточенным выражением лица ковыряла ложкой кашу и с подозрением смотрела на свой любимый апельсиновый сок. Обычно за ней такого не наблюдалось.
– Что-то не так? – спросил я, наливая горячий кофе, сладко пахнущий уютом. – Ты себя хорошо чувствуешь?
Юлька пожала плечами.
– Как это расценивать? Как «фиг его знает» или как «не хочу говорить»?
– Как «не знаю, что сказать». – Она почему-то избегала смотреть мне в глаза.
– Тогда лучше всего говори как есть. Сначала.
Я подавил желание разбавить кофе сливками. Чувствовал, что разговор будет горчить.
– Собственно, я же про тебя ничего не знаю.
– Вот те раз! – попытался я пошутить.
– Не смейся. – Она опустила голову. – Просто мне кажется, что всё, что было до сегодняшнего дня, оно как будто не настоящее. Будто всё, что у нас с тобой было, эти годы... Они были не с нами. То есть я была я. А ты...
– А я – это не я? По-моему, любовь к триллерам тебя подводит.
– Да ну тебя...
– Нет, в самом деле. Сюжет довольно расхожий. У него есть страшная тайна. Она раскрывает ее. Он убивает ее особо извращенным способом.
Юлька молчала.
– Хорошо, хорошо. Извини. Но это ты сама виновата. Изъясняйся законченными формулировками. Это большая беда всех деликатных людей. Они, из боязни обидеть собеседника, начинают разговаривать намеками, общими фразами, стараясь сгладить углы. От этого углы никуда не деваются, а от намеков становится еще хуже. По крайней мере, противоречия никуда не уходят, а остаются на месте.
– Я не могу тебе всё правильно сформулировать. У меня слов не хватает.
– Да, но что-то же тебя натолкнуло на такие мысли.
– Ты ночью разговаривал...
– Ах вот оно что. И что же я говорил?
– Ты беседовал с кем-то.
– С кем? – Я равнодушно дотянулся до сахарницы и накидал в кофе несколько ложек. Размешал. Снова кинул. Остановился, только когда сообразил, что пауза уже слишком затянулась. Подняв глаза, я обнаружил, что Юлька смотрит на меня едва ли не испуганно, а в глазах у нее дрожат слезы. – В чем дело?
– Ты никогда кофе с сахаром не пил...
Попал так попал. Я отодвинул чашку с окончательно изгаженным напитком.
– Да, действительно. Всё получается как в твоих триллерах... Так с кем я разговаривал?
– Ты говорил по-фински.
– А какие имена я называл?
– Откуда мне знать! Я даже не знала, что ты можешь на этом языке говорить. Я о тебе ничего не знаю! – В ее голосе опасно прорезались истерические нотки. Так под ногами трескается лед. Трещины бегут в разные стороны, змеятся, пересекаются.