Пленных не брать!
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду?
– Вы отпустите меня, господин офицер?
– Ты задаешь опасные вопросы, финн. Если ты станешь нам не нужен, мы можем расстаться по-разному.
– Для того я и спрашиваю заранее, господин офицер. Что я должен сделать, чтобы вы отпустили меня живым?
– Послушай, финн... – Немец замялся. – Я ничего не стану обещать, но беспокоиться тебе рано. Если вздумаешь удрать...
– Я не буду удирать, господин офицер, – печально сказал Керьялайнен. – Вы убили того человека, что жил на хуторе, господин офицер?
– Да. И кончай задавать вопросы, финн. Сейчас мы отдохнем и пойдем дальше. Мы должны добраться до утра.
Айнцигер выждал ровно полчаса и растолкал Воскобойникова. Пища и самогон помогли комиссару – он сам, без посторонней помощи, поднялся и стал карабкаться по склону оврага наверх. Он полз, словно огромный жук, руки проваливались в глубокий снег, сползал обратно и снова полз.
– Помоги ему, – велел Айнцигер финну, а сам взял автоматы и вещмешки.
К деревне они и в самом деле вышли спустя два с небольшим часа. Комиссар опасался, что на окраинах могут быть выставлены посты, но всё было спокойно. В любом случае – обессиленные, замерзшие – Воскобойников и Айнцигер вряд ли оказали бы серьезное сопротивление, наткнись они на патруль.
Оставалось найти дом учителя, и здесь кстати пришелся Керьялайнен. Проинструктированный Воскобойниковым, он постучал в окно домика победнее и, когда густой мужской бас осведомился, кого носит по ночам, жалобно забормотал:
– Простите, ради Христа, я Кристиан, родственник учителя Вальдена с дальнего хутора, заплутал в метель, едва добрался, никак дом его найти не могу...
– От моего – четвертый по улице, – ответил бас успокоенно. – Да не броди впредь по ночам, тем более по лесу.
Воскобойников трясся, прислонившись к бревенчатой стене дома. Он чувствовал себя очень плохо, перед глазами плыли черные спирали, во рту стоял дрянной медный вкус.
– Идемте, – сказал немец, подталкивая его. – Осталось совсем немного, главное – попасть в дом к учителю. Надеюсь, история про родственника с хутора сойдет.
– Если он у него есть, – пробурчал Керьялайнен, и Станислав Федорович заметил, что финн в первый раз не добавил «господин офицер».
Но история про родственника не понадобилась. На стук учитель вышел сам, с керосиновой лампой в руке, и тут же Айнцигер сунул ему под нос ствол пистолета.
– Молчите, господин Вальден. Если дома есть еще кто-то, кроме вас, эти люди могут пострадать.
– Я живу один, – с достоинством сказал учитель. – Пройдите, пожалуйста, внутрь: я не хочу, чтобы в коридор намело снега.
Попав в тепло, Воскобойников словно получил удар по голове чем-то тяжелым и мягким. Лицо буквально опалило жаром, и комиссар понял, что сейчас упадет и уснет. Он ничего не мог с собой поделать, и это, должно быть, заметил Айнцигер, который коротко бросил учителю:
– Нашего товарища нужно уложить, он болен. Затем я объясню вам, что означает наш визит.
– Не беспокойтесь, я знаю, что он означает, – спокойно ответил Вальден.
Он говорил что-то еще, но комиссар уже ничего не слышал и не понимал.
...Очнулся Станислав Федорович, лежа на высокой кровати. Кто-то – скорее всего, учитель и Керьялайнен – раздел его до белья и укрыл стеганым ватным одеялом. В двух шагах от кровати стоял стол, а за столом сидели Айнцигер, Керьялайнен и учитель Вальден. Они не заметили, что комиссар проснулся, а Воскобойников не торопился это демонстрировать.
Учитель Вальден оказался высоким худощавым мужчиной лет сорока пяти, с аккуратным пробором посередине головы, словно у царского приказчика, и с тараканьими неприятными усами. Он сидел лицом к кровати, и Воскобойников мог отчетливо рассмотреть учителя в свете керосиновой лампы. Судя по всему, Айнцигер и Вальден беседовали и между делом закусывали: вареная картошка в миске, какие-то соленья, крупно порезанная домашняя колбаса. Керьялайнен сидел со стаканом в руке и смотрел куда-то вверх – то ли пьян, то ли просто мертвецки устал.
– ...понимаете ли, господин офицер, я не думаю о том, в добрые или злые руки передаю Руну, – закончил фразу учитель. – Она сама знает, на какой срок ей задержаться у человека вне зависимости от того, добро он творит или зло. К тому же эти понятия чересчур расплывчаты.
– Вы хотите сказать, господин Вальден, что Руна, которую я привезу...
Айнцигер не закончил, потому что учитель быстро-быстро закивал, так, что его вылизанный пробор рассыпался на отдельные пряди.
– Даже если ее положат в сейф, это не означает, что она будет служить своему новому хозяину всегда. Нет, я не исключаю возможности, что он будет обладать ею до самой своей смерти... но когда и почему она наступит, эта смерть? Приблизит ее Руна? Отдалит?
– Но Руна защищает, – возразил оберштурм-фюрер.
– Не всех и не от всего. По сути, даже я знаю о ней ничтожно мало. Что, если она сама захочет сменить владельца?
– В сторону пустые разговоры, – сказал немец, цепляя вилкой кусок колбасы. – Где Руна? Я готов забрать ее и уйти.
– И оставите меня в живых?
– Почему же нет?
– Ярка вы убили, – спокойно произнес учитель.
– Откуда вы знаете?!
– Знаю. К тому же нет смысла оставлять жизнь тому, кто владеет ненужным знанием.
– Увольте, – поморщился Айнцигер. – Без Руны ваше знание ничего не стоит. Сказки! Никто ничему не поверит. Я и сам не верил... до тех пор, пока не увидел своими глазами действие совсем слабой Руны... Кстати, сколько их всего?
– Это тайна, в которую я не посвящен, – развел руками учитель. – Я всего лишь Ларец. Говорят, что их восемь. Говорят, что сорок. Полагаю, какие-то утрачены до времени... Страшно подумать, что случится, если кто-то соберет все Руны, до одной.
Немец сосредоточенно жевал, потом повернулся и окликнул Воскобойникова: