Плерома
Шрифт:
– Не подавись, смотри. А то потом вози тебя по больницам…
Они миновали приемную, продолжая упражняться в остроумии. Кабинет Гынды располагался в самом дальнем конце офиса. Очевидно, блуждание по длинному извилистому коридору, освещенному настенными светильниками в древнеримском стиле, должно было настроить посетителя на некий торжественный лад. Впрочем, к Даосу с Плотником это не относилось, так как ходить здесь им доводилось довольно часто, и ничего, кроме раздражения, подобные прогулки не вызывали.
– Понагородил черт знает чего! – ругался Юрий Алексеевич. – Честное слово, только эсэсовцев в форме на каждом повороте и не хватает.
– Да уж, – кивнул Даос. – Пока генеральным был Сандалов, хоть приемной этой дурацкой не было. Стучишь, заходишь без всяких церемоний. Да и мужик он был ничего, не в пример этому уроду.
– А куда он делся?
– Кто? Сандалов? Понятия не имею. Сожрал его Гында, а сам на его место уселся. Ты погоди, вот выберут его мэром, даст он тогда нам просраться. И не только нам. Вся область на ушах стоять будет, попомни мое слово!
– Слушай, – оживился Юрий Алексеевич, – а зачем ты ему про Лёху рассказал? Застрелили, утопили… Тебе не кажется, что мы теперь у него на крючке? Он же нас теперь, чуть что, легавым сдать может за нефиг-нафиг!
– Не думаю, мой наивный чукотский товарищ, – усмехнулся Даос. – Проще и безопаснее будет отправить нас за Лёхой следом. И вообще, какого ж ты мне тогда поддакивал, раз такой умный, а?
Юрий Алексеевич пожал плечами:
– Ты же у нас главный, тебе виднее, как с ним лучше всего беседу держать.
– Вот и не задавай тогда идиотских вопросов!
– Убедил, не буду.
Как и Гында, Даос бодрствовал уже вторые сутки, а потому настроение у него было довольно паршивым. Раздражение сменялось приступами истерического веселья и наоборот. Хотелось спать, хотелось выпить и совершенно не хотелось никуда ехать. Тем более по поручению Гынды. Он отчетливо представлял, как они вламываются к незнакомому им человеку, как начинают вытрясать из него совершенно нелепые признания, требовать этот долбаный дипломат, который лично им нужен не больше, чем ёжику табуретка… Как этот бедолага от всего открещивается, а они начинают его запугивать, угрожая лютой расправой.
Плюс ко всему этому в сознании то и дело вспыхивали мысли о Наде. Что с ней? Жива ли она? Как теперь станут складываться их отношения?.. Несколько раз он хватался за телефон, но позвонить в больницу так и не решился. Боялся услышать, что ее больше нет… Словом, поводов для недовольства и раздражения было более чем достаточно. Поэтому, когда Плотник вдруг сообщил, что ему срочно необходимо в сортир и, схватившись за живот, припустил по коридору в обратном направлении, Даос вздохнул с облегчением. Побыть несколько минут одному было сейчас очень даже кстати.
Когда он вышел на улицу, дождь кончился. На лужах еще не прошли пузыри, а в небе уже светило солнце. От асфальта поднимался пар. С деревьев и крыш капало. Радостно щебетали птицы. Даос, обогнув огромную лужу, перебежал дорогу, забрался в машину и закурил. Дверцу он оставил открытой, с наслаждением вдыхая насыщенный озоном воздух. Откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В голову полезли мысли. И господи, как не хотелось никуда ехать!
«Странно, – думал он, погружаясь в состояние полудремы, – мне всегда казалось, что своей судьбой человек распоряжается сам. Сам определяет, что ему нравится, а что нет, чем бы он хотел заниматься, а за что не взялся бы никогда в жизни. Даже ишача на Гынду, я ощущал себя свободным и независимым. А ведь все это чепуха! Элементарный самообман, бред сивой кобылы! Мы не только не знаем, чего мы хотим, но в большинстве случаев вынуждены подчиняться внешним обстоятельствам помимо собственной воли. И дело здесь даже не в деньгах. Дело в том, что между мечтами, желаниями, планами с одной стороны и реальными возможностями с другой лежит непреодолимая пропасть.
Взять, к примеру, Плотника. Мыслитель, интеллектуал, личность во всех отношениях самодостаточная и уверенная в себе… На словах! А на деле все наоборот. Говорит и думает одно, делает совершенно обратное. Причем каждый раз искренне, с каким-то самозабвением верит в свои утопические бредни. Рассуждает о высших материях, а сам с иглы соскочить никак не может. Не смешно ли?.. И какого, спрашивается, дьявола этот недоумок бросил журналистику?! Неужели ему не ясно, что у Гынды он не имеет никаких перспектив на будущее?.. Впрочем, мне это тоже ясно, а вот поди ж ты!..»
Даос несколько раз глубоко затянулся, не открывая глаз, и выкинул окурок на улицу.
«А если все-таки как следует разобраться, чего мы, в конце концов, хотим от этой несчастной жизни? Чего хочу лично я? Уважения, денег, возможности удовлетворить любую свою потребность?.. Разумеется! Этого желает любой нормальный человек. Но суть вопроса не в этом. Что нужно мне для того, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым? Чтобы раз и навсегда избавиться от этой вечной неудовлетворенности, от этих вопросов, от всего того, что мешает жить и радоваться? Просто жить и просто радоваться!.. Что нужно?!. Забыть о высшем предназначении Человека? Отказаться от поисков Смысла? С головой окунуться в бытовой круговорот, в погоню за деньгами, комфортом и престижем? ЧТО?!. Ведь если вопрос о Смысле пришел к тебе, если он возвращается снова и снова, то… То что?..»
Непонятно почему Даосу вспомнился тот чудик, которого они сегодня подвозили. Барский, кажется. Да, точно! Барский. Про него еще Макс одну из своих идиотских историй рассказывал. Писатель… Вот бы у него спросить «что?» да «как?». Хм… В самом деле, а почему бы и нет? Почему бы мне с ним не встретиться и не поболтать? Посидели бы, выпили, как следует… Дом я его запомнил, подъезд тоже…
Стоп!
Даос открыл глаза и выпрямился. Судорожно принялся шарить по карманам в поисках бумажки с адресом, которую всучил ему Гында. Нашел, быстро развернул и прочитал. Так и есть! Кузнецовский Вал… Черт побери! Дом 34, квартира 16. Номер дома не помню, а квартира, если судить по подъезду… Квартира вполне может оказаться шестнадцатой. Если на площадке по четыре двери, то может. Он взглянул на часы. Прошло уже более двадцати минут, как они вышли от Гынды. Мать твою за ногу, что можно делать в сортире целых двадцать минут?!.
Даос, чертыхаясь и проклиная Плотника всеми известными ему проклятиями, вылез из машины, захлопнул дверцу и направился обратно к офису. Хмуро кивнул охраннику у входа. Машинально расстегнул ремешок кобуры под пиджаком и устремился в сторону туалета.
Сверкающее зерКАЛами и кафелем испражнялище встретило его гробовым молчанием. Он достал пистолет, предчувствуя недоброе. Медленно двинулся вдоль стены, повернувшись лицом к кабинкам. Первая, вторая и третья оказались пустыми. Дверцы в них были открыты. Даос, осторожно приблизившись к четвертой, предпоследней, на мгновение задержался, затем ухватился за ручку двери и с силой рванул ее на себя.