Плеск звездных морей (журн. вариант)
Шрифт:
Я сказал негромко:
— Машина выдала ответ.
Феликс вздрогнул и вскочил на ноги.
— Улисс?… А я не слышал, как ты вошел…
Он смотрел все тем же странным своим взглядом — рассеянным и беззащитным. Он был плохо выбрит и одет в мятый-перемятый костюм не по росту, с оттопыренными набитыми карманами и оторванной от куртки застежкой.
— Что-то в тебе переменилось, — сказал Феликс.
Он вытянул пленку из вычислителя, посмотрел и бросил на пол — просто выпустил пленку из рук.
— Не то, что нужно? — спросил я.
— Еще один вариант тупика. Если бы я знал, как сформулировать… — Он замолчал.
— Та же проблема? Расслоение времени?
— Что? Нет, это другое… Расслоение времени — частный случай асимметрии. Я иду дальше и… прихожу к таким чудовищным парадоксам… — Феликс опустил голову и нервно потер лоб. — Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией. Возникла такая невероятная картина, что… я чувствую, что бессилен… Ладно, оставим это…
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
— Улисс, — сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. — Я рад, что ты здесь… Все эти годы я вел с тобой нескончаемый разговор — мысленно, разумеется. И надо, наконец…
— Не надо, Феликс, — быстро сказал я. — Все прошло, и не надо больше ни о чем.
— Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни… всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда…
— Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
— Она сама сделала выбор, — повторил он, — но ты должен был ее удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что…
— Я ни о чем не жалею, Феликс.
— Ты мог удержать Андру, я знаю это максимально точно. По-видимому, природа создала меня анахоретом, я просто не умею жить иначе, и когда Андра взялась налаживать мой быт… весь этот распорядок в доме… и постоянные гости по вечерам… я чувствовал, что перестаю быть самим собой. Так продолжалось несколько лет, а потом я сделал — впервые в жизни — решительный шаг.
Я слушал его с напряженным интересом.
— Мы не расстались, Улисс, нет. Но я предложил, чтобы каждый из нас жил собственной жизнью, без этого окаянного распорядка. Андра вернулась к своей лингвистике, опять надолго уехала в Африку, ну, а я… как видишь… — Он развел руками и улыбнулся улыбкой ребенка. — И вот, — продолжал он, — все эти годы меня мучит вопрос: для чего же были нужны жертвы… такие тяжкие жертвы?… Ты должен был ее удержать, Улисс.
Я отвернулся, чтобы не видеть его беззащитных глаз.
— Если бы можно было знать все заранее, — проговорил я.
— Да… если бы… Ты сказал, что ни о чем не жалеешь. Это правда, Улисс?
— Я действительно ни о чем не жалею. Я нашел себя, свою судьбу… Я не жалею даже о том, что пришел к этому позже, чем следовало бы по логике вещей. Наверно, идеально прямые дороги бывают только у роботов. — Я взял Феликса за плечи и коротко встряхнул. — Все правильно, дорогой мой Феликс.
Он сразу повеселел, вот уж воистину как ребенок.
— Улисс, ты не представляешь, как много значит для меня…
— Все, все! Закончим этот разговор. Пойду погляжу в последний раз на корабль.
— На корабль? — Лицо у Феликса стало озабоченным. — Как же я забыл — ведь меня специально привезли для какого-то совещания…
Запах корабля!
Я шел знакомыми коридорами и вдыхал этот неповторимый запах, который не передашь никакими словами. Я смотрел на стены и вспоминал надписи монтажников, язвительные надписи, скрытые теперь облицовочным пластиком. Вспоминал рифмованные радиообъявления, треск сварки, бодрый гул голосов, тяжкие вздохи пневматических устройств…
Теперь здесь стояла тишина — та особая, хорошо мне знакомая сосредоточенная тишина, которую корабль, готовый к старту, как бы примеривает к глубокой тишине космоса. Еле уловимая вибрация палубы говорила мне о том, что реактор введен в режим.
Из-за двери кают-компании доносились голоса. Я остановился в нерешительности. Конечно, командир корабля пригласил меня на инструктаж, и я имел полное право войти. Но зачем? Не стоило мешать занятым людям.
Белокурый Грегори, сопровождавший меня, деликатно ожидал, чтобы я первым вошел в кают-компанию. Я сказал ему, что сидеть на инструктаже мне не хочется, лучше я похожу немного по кораблю — если можно.
— Тебе, конечно, можно, старший, — сказал Грегори.
Он скрылся за дверью кают-компании, а я прямиком направился в рубку. Я мог бы пройти туда с закрытыми глазами.
Рубка. Я отворил тяжелую дверь и перешагнул высокий комингс. Сердце стучало у самого горла. Я горько усмехнулся при мысли о том, что в таком состоянии не прошел бы медосмотра даже для полета на линии Земля — Луна.
Как во сне я прошагал к креслу первого пилота. Сел, откинулся на спинку амортизатора. Передо мной на пульте покойно горел зеленый глазок, свидетельствующий, что реактор в режиме. Машинально я протянул руку и положил палец на красную стартовую кнопку. Достаточно мне нажать, и…
Весь космос был сейчас у меня под кончиком пальца. Большой космос, безбрежные звездные моря, далекие чужие миры, все прошлое и все будущее.
Одно лишь легкое нажатие… нет, не такое уж легкое, она тугая, эта кнопка, надо приложить полтора ньютона, но это же совсем немного…
Сколько раз я преспокойно нажимал стартовую кнопку, и перегрузка вжимала меня в амортизатор, и корабль, послушный мне, начинал разгон.
Но эту кнопку нажму не я. Ее нажмет командир корабля. Ну что ж. Все правильно, абсолютно правильно.