Плевенские редуты
Шрифт:
После кромешной тьмы подвала, наполненного крысами и мокрицами, комната, куда привели Русова, показалась ему освещенной нестерпимо ярко.
За столом сидел турок с небольшой темной бородкой и внимательными, словно бы даже сочувственно глядящими глазами.
«Осман-паша!» — догадался Русов, и у него перехватило дыхание.
«Ни о чем я им не расскажу, никого не выдам, даже если будут резать на куски, — твердо решил он. — Хорошо, что не успел получить записку у Константина Николаевича».
Возле тахты стояли сапоги, словно по команде свернув голенища в одну сторону. Их обыденный вид, как и вид кофейника на столе, почему-то успокоил Русова. Здесь его пытать, не будут.
Осман неторопливо рассматривал худенького юнца. На ногах у него поршни из сыромятной кожи, куртка из козьей, шерсти перепоясана бечевкой, под глазом огромный синяк, нос распух, как от сильного удара кулаком.
«Разукрасили, — нахмурился Осман, — лицо довольно интеллигентное. Явно не из крестьян и тем хуже для него».
В комнату вошел еще кто-то. Стоян поднял глаза. Марин из Систово! На нем пиджак с бархатной накладкой на воротнике, галстук вишневого цвета. Стоян безразлично отвел глаза. И Марин сделал вид, что перед ним совершенно незнакомый человек, про себя же подумал, что вот еще одна жертва этих проклятых турок.
Движением руки Осман удалил из комнаты конвой.
— Ты лазутчик? — пристально глядя Русову в глаза, спросил он по-турецки, и Марин стал переводить. — Говори правду, и я пощажу тебя.
«Можно даже перевербовать его и отправить к Тотлебену с фальшивыми сведениями», — промелькнула мысль.
Стоян начал рассказывать свою придуманную вместе с Радовым историю о жизни в деревне и возвращении оттуда в Плевну.
При этом Марин увидел, что передние зубы Стояна выбиты. «Бедный малый, — подумал он, — если его не повесят, то наверняка замучат».
Перед глазами Цолова встала не такая уж и давняя картина: казаки на площади Плевны, возбужденный разговор Русова с молодым казачком. «Да, он несомненно от русских, — твердо решил Марин про себя, — он тогда ушел с ними».
— Ты шпион, — уверенно сказал Осман, — есть свидетели. Какие данные ты должен принести? Как обстоит у нас с провиантом и боеприпасами? Когда и где будем прорываться?
Стоян молчал.
— Кто твои помощники здесь, в Плевне? Назови их, и я пощажу тебя.
На мгновение Стоян увидел лица Фаврикодорова, Пенчо. Ни за что! Потом перед глазами возникли повешенные в парке на старой груше.
И его повесят. Но он не жалеет о том, что делал. И пусть скорее кончают.
Русов гордо вскинул голову и, бесстрашно глядя на Османа, сказал мальчишески срывающимся голосом:
— Мы ненавидим вас, убийцы!
Марин помедлил с переводом. Этот безумец сам лезет в петлю.
— Мы не видим от вас никакого добра, — по-своему и, как только мог, мягче перевел Цолов, растягивая слова.
Осман нахмурился, с подозрением поглядел на Марина:
— Ты неточно переводишь.
Марин покраснел.
— Переведи дословно, — сурово потребовал мушир.
— Он не думает, что говорит, — пробормотал Марин.
— Переводи! — с угрозой в голосе повторил Осман.
Цолову стало страшно за себя, и он точно перевел фразу.
В черных глазах Арифа заплясала бешеная ненависть. Ноздри раздулись. Он сжал ручку ятагана так, что пальцы побелели, готов был сейчас же, немедля, перерезать горло этой болгарской твари.
Грозно поднялся мушир. Гнев охватил и его. Даже тля разрешает себе поднимать голос против Порты. Нет, жив Аллах и жива Турция!
Осман недавно засылал к русским лжеперебежчиков, чтобы они передали преувеличенные цифры плевенских запасов. Но теперь нечего скрывать правду от этого приговоренного.
— Ну, что же, — медленно, сквозь зубы произнес мушир, — я дам тебе исчерпывающие сведения из первых уст. Провиант и боеприпасы на исходе. Пробиваться станем послезавтра утром, когда ты будешь болтаться на виселице. Все. Узнал?
Мушир говорил правду: вчера на военном совете он дал подписать всем присутствующим решение о прорыве, Адыль-пашу назначил начальником штаба.
Осман взял себя в руки, сел в кресло, не глядя на разведчика, приказал Арифу:
— Пусть введут свидетеля.
— Эвет! [44] — недовольный этими ненужными выяснениями, вяло сказал бимбаши.
…Халчев осторожно переступил порог комнаты. С преданностью, выжидательно уставился на мушира.
— Ты знаешь этого человека? — спросил его Осман.
Халчев всем корпусом повернулся в сторону Русова, злобно сверкнул единственным глазом:
44
Слушаюсь! (тур.).
— Да. Он с нашей улицы, ага. Ушел с казаками перед вашим приходом. Я сам видел, шакал ему брат.
— А где он жил в Плевне перед тем, как ты его поймал?
— У рубщика мяса Пенчо Маджарова. Там живет и торговец рахат-лукумом Хасан. Очень подозрительный. Высматривал что-то на редутах. Я сам видел. Я ваш верный глаз, ага.
Русов похолодел: «Продажная шкура! Хоть бы Константин Николаевич успел уже переехать от Пенчо». Осман показал Арифу глазами на Русова:
— Утром повесить! На площади…