Плеймейкер
Шрифт:
После того как я соглашаюсь и попадаю в кадр, он снимает кепку, поворачивает камеру телефона к нам и щелкает.
— Я пришлю тебе смс, — обещает он.
Мой телефон жужжит в десятый раз.
— Тебе нужно ответить? — спрашивает Тони.
— Нет.
Но когда я смотрю на телефон, это Нова.
Нова: Ди написала мне сообщение о твоем контракте.
Блядь. Ди такая настойчивая.
Клэй: Она не должна тебя беспокоить.
Нова: Похоже, она выполняет свою работу. Во
Клэй: Не уверен. После будет ужин.
Я сижу за круглым столом, веду светскую беседу, которую раньше ненавидел, и пью до тех пор, пока кайф не поселится в глубине моего мозга.
Я уже на третьей кружке пива, когда ко мне подходит знакомое лицо.
— Привет, чувак. Как дела? — он один из молодых парней из команды Лос-Анджелеса. Я хлопаю его по спине, и он делает то же самое со мной. — Это был безумный сезон, верно? Не могу дождаться, когда получу свой трофей. Держу пари, ты мечтал об этом неделями. Я знаю, что мечтал.
Когда я сплю, мне ничего не снится. В этом-то и проблема.
Я держу приветливое лицо, веду себя как чемпионом. Но ничего из этого не ощущалось так, как должно было. Не было ни прилива удовлетворения, ни удовлетворения от того, что я достиг мечты всей своей жизни.
Я добрался до вершины горы и ничего там не нашел. Только крепнущее с каждым днем убеждение, что я этого не заслужил. И я понятия не имею, что с этим делать.
Направляюсь к дверям, не попрощавшись с организаторами. Моя машина остается на парковке, пока я сажусь в лимузин, и он уезжает.
Тони прислал мне фотографию. Когда я смотрю на нее в первый раз, она меня поражает. Он выглядит комфортно в своем зеленом поло. На мне солнцезащитные очки и черное поло, на руках — татуировки.
Это тот, кто я сейчас?
Есть варианты — команды, которые подписали бы со мной контракт, если бы я хотел остаться в игре, даже если мое колено не восстановится. Но мне ненавистна идея быть чем-то вроде одолжения, наследием, единственным вкладом которого является некая аура чемпионства, как несвежий одеколон, который плохо выдерживается.
Я мог бы объявить о своей отставке, но это будущее еще более мрачное.
Забор распахивается, и лимузин подъезжает к дому. Темно, внешние фонари у ворот не горят.
— Давайте я высажу вас у… — Лимузин резко останавливается на полпути к двери. — Простите, мистер Уэйд. Кажется, я въехал в ваш сад.
Невозможно перепутать звук шин по газону, когда он снова съезжает на асфальт и объезжает участок с цветами, которые Нова посадила перед домом этой весной.
Я не готов войти.
В одиночестве мне не нужно лгать о том, что я чувствую.
Делать это на людях — одно
— Подождите секунду, — говорю я водителю, когда машина плавно останавливается.
— Все в порядке, мистер Уэйд?
Я не отвечаю.
Я люблю Нову и раньше не мог дождаться нашей встречи. Теперь я не уверен, что помню, как чего-то ждать с нетерпением. Я словно отделен от мира стеклянной стеной.
На полках мини-холодильника стоят маленькие бутылочки с алкоголем, и я беру одну.
— Мистер Уэйд, мне неловко просить, но можно мне взять автограф? Это для моего сына.
Надежда в его голосе заставляет меня приостановиться. Я ставлю бутылку обратно на полку и беру кепку и маркер, которые он передает.
Выйдя из машины, я волочу ноги по подъездной дорожке и набираю код входа в дом.
В гостиной горит свет. Я направляюсь в ванную, когда вижу, что дверь в ее студию приоткрыта.
Внутри Нова рисует за мольбертом. Из колонки Bluetooth в одном из углов льется тихая музыка.
У нее светлые волосы, побледневшие от солнца, и скрученные в беспорядочный узел на голове. Розового цвета не осталось, и я пытаюсь вспомнить, когда это произошло.
Ее серое хлопковое платье доходит ей до колен. Голые ноги и ступни загорели за лето на улице.
Нова сосредоточена на своем мольберте, но она тоже покачивается.
Я представляю, как она поднимает на меня глаза, хватая меня так, как она это делала.
Я подхожу к ней.
Переворачиваю ее на руках, несу к стене и прижимаю к ней.
Ее ноги обхватывают мою талию. Она тянется к моему ремню, расстегивает его и брюки. Мы снимаем их, и я протискиваюсь между ее ног, проникая внутрь до упора. Ее спина выгибается, и она тихонько стонет.
Никто из нас не произносит ни слова.
На мгновение это все.
На мгновение этого достаточно.
Словно почувствовав мое внимание, она поднимает глаза от мольберта.
— Привет.
Я моргаю, стоя в дверях.
— Удивлен, что ты не спишь.
— Я не могла уснуть, — она вытягивает руки над головой, показывая пятна краски на руках и шее.
Вокруг нас повсюду холсты, в основном с изображениями танцоров.
— Баскетбол тебе больше не интересен, — замечаю я.
— Значит, нас двое, — мое тело напрягается, и в то же время ее глаза расширяются. — Прости. Я просто имею в виду, что сейчас сентябрь, и мы понятия не имеем, что ты будешь делать в следующем году. Где ты будешь играть или…
— Я со всем разберусь, — мой голос звучит грубее, чем я предполагал, но я чувствую, что он так же отсоединен от меня, как и все остальные части моего тела.