Пли! Пушкарь из будущего
Шрифт:
– А ты, урус?
– Свободы!
– А разве ты не свободен? Я не вижу на твоем ухе серьги, ты свободно ходишь по Казани, с тобой рады сыграть в индийскую игру самые видные вельможи, одет ты почти как Вагиф. Что же тебе надо?
– Достойный визирь, даже если птичка сидит в золотой клетке и ест отборное зерно, это не заменит свободу. Я спас жизнь твоему сыну, и у меня тоже есть семья в Рязани, кто позаботится о моем сыне?
Упоминание о сыне подействовало. Видно было, что отпускать ему меня решительно не хотелось, но не сдержать данного слова –
– Хорошо, урус! Вот тебе золотой дирхем, мой перстень послужит тебе пропуском, я тебе дам тамгу, чтобы стража не задержала, отправляйся к себе домой.
Я низко поклонился и как мог поблагодарил визиря, тот усмехнулся и вышел. Ко мне подскочил Вагиф и стал уговаривать остаться:
– Ты же видишь, как к тебе относится визирь, я тебе отдам старый дом, мы вместе будем врачевать.
Я отказался и, попрощавшись с Вагифом, пошел к пристани. Сумка с инструментами была при мне, в кармане звенела ранее заработанная мелочь, а больше никакого имущества у меня не было, ни с кем здесь я близко не сошелся – чужой город, другое вероисповедание, – и прощаться мне было не с кем.
У причалов стояло несколько судов, в двух из них я опознал русские ладьи. Подошел поближе, на палубе бегали русские люди, перетаскивая в трюм бочки и тюки.
– Кто владелец или кормчий?
С кормы спустился мужчина с покрасневшим, продубленным солнцем и водою лицом.
– Почто кричишь, басурманин?
– Да русский я, русский. На судне домой хочу попасть.
– А одежда почто татарская?
– В плену я был, вот одежда ихняя, ты не волнуйся, деньги за провоз у меня есть.
– Да нет, паря, мы вниз по Итилю идем, к Астрахани. Не по пути тебе, вон вишь, ушкуй стоит, вот он вверх идет, к Москве-городу, у них спросись.
Я подошел к ушкую, навстречу по сходням быстро сбежал купеческого вида щуплый чернявый мужичок.
– Чья ладья, мил-человек?
– Моя, чего надобно?
– Да вот не возьмешь ли на Русь, вон с той ладьи сказывали, до Москвы идете.
– Завтра отплываем, а сколько вас да велик ли груз?
– Один я, все вещи со мной.
– Татарин, что ли?
– Русский, одежда только татарская.
– Ежели с харчами, то возьму монету серебром.
Купец помял в кулаке бородку.
– А не беглый? Мимо татарских застав проплывать будем, живо скрутят.
– Нет, у меня и тамга есть.
– Ну коли так, приходи поутру, к отплытию.
– Дозволь на судне переночевать, год в плену был, русского языка не слышал.
– Что ж, деньги вперед, и проходи.
Я достал из кармана – кошелем не обзавелся, хранить было нечего – дирхем и отдал купцу. Тот попробовал его на зуб и кивнул:
– Пойдем, покажу твое место.
Я подхватил сумку и пошел на судно. Ушкуй был невелик, метров пятнадцать в длину, пузат, под верхней палубой был трюм. Люки были открыты, трюм проветривался, груза было немного, расторговались, видно, удачно.
Сумку с инструментами я положил от воды подальше, в трюм, мне же дали место на палубе, под куском парусины. Мне показалось, что даже воздух на палубе пах как-то по-особенному, родиной, что ли? Я улегся на палубу и задремал. Так спокойно на душе давненько не было. Если все пойдет хорошо, через две недели обниму Настеньку, отосплюсь на мягкой перине, в баньку схожу, сальца поем. Соскучился я по салу с черным хлебом.
Солнце пригревало не по-весеннему тепло, и я заснул. Вечером меня растолкал купец:
– Эй, хороший человек, ужин готов, кушать будешь ли?
Я с готовностью поднялся, представился:
– Юрий, лекарь из Рязани.
– Петр, торговый человек из Пскова.
Мы подошли к мачте, у сложенного паруса сидела вокруг котла с варевом команда из двенадцати человек. Все ожидали хозяина, каждый держал в руке свою ложку. Вот незадача, ложки-то у меня не было. Плов татары ели руками, кумыс или похлебку пили из пиал, выручил купец, дав новую деревянную ложку.
– Я тут запас их держу, не все попутчики с ложками бывают, а для странствующего это первое дело!
С этими словами, перекрестившись, запустил свою ложку в котел, за ним по очереди остальные. Это был кулеш с мясом и салом, с ржаным хлебом. Наелся я от души. Запили ужин сытом, а не надоевшим кумысом. Сытый, довольный, я улегся спать. Утром проснулся от беготни команды и скрипа уключин. Под веслами ушкуй отходил от пристани, тихо журчала за бортом вода, все дальше и дальше удалялись мы от Казани. Мимо нас тянулись берега, покрытые свежей зеленой травой. По лугам паслись стада овец и коней. Прощай, Татария. Команда поставила парус, и попутный ветер увеличил ход. Весла уложили вдоль бортов, команда занялась своими делами, от очага, выложенного на листе железа, потянуло дымком и запахом варева. На небе не было ни тучки, я наслаждался покоем и бездельем. По большому счету это была большая удача, не многим удавалось вернуться из плена домой. Я стал у борта, облокотившись на поручни, и бездумно глядел на воду и проплывающие берега. Безмятежность поселилась в моей душе.
Позвали на поздний завтрак – каша и вареная рыба. После еды потянуло в сон, сопротивляться не стал. Встав отдохнувшим, я подошел к купцу, что стоял на корме, рядом с кормчим.
– Петр, не найдется ли кусок сала, заплачу отдельно.
Петр засмеялся:
– Все русские из Казанского али Крымского ханства об одном просят. Есть немного, но для тебя не жалко.
Я с такой жадностью вцепился зубами в кусок, что уже не мог оторваться, пока не доел.
– Ну, спасибо, Петр, уважил!
– А как ты в плену оказался?
Торопиться было некуда, и я рассказал о дороге из Москвы в Рязань, о разбойниках. При упоминании пузатого владельца ладьи купец и кормчий переглянулись:
– Э, так вот чем он промышляет. Были, были у нас нехорошие мысли. Давно ведь по Итилю да Оке плаваем с товаром, иногда встречаемся, только не видели никогда, как он товар на пристани грузит. Надоть в Тайный приказ обсказать – пусть с пристрастием поспрошают. Думал, людей в рабство в татарву али крымчакам – так и концы в воду.