Плик и Плок
Шрифт:
Мужчина. Беззаконник! И в ус не дует. Смерть! Смерть!
Священник (приподнимая цепи Хитано). Вам, должно быть, очень трудно, обопритесь на меня. Увы! Мы уже близко...
Хитано. К концу нашего пути... Но отсюда, какой веселый вид! Можно обозреть весь берег Сан-Лукара; прелестное зрелище!
Множество голосов. Смерть собаке! — Разрубить его по кускам.
Хитано. Не разберешь всех их криков; скажите мне, любезный священник, разве недавно выстроены эти новые батареи?
Священник.
Хитано. О смерти? О! Мой почтенный друг, вот этот приятель в красном камзоле думает за меня, довольно одного.
Мужчина. Распять его на кресте! Изжарить на горячих угольях!
Хитано. Из этих людей не легко сделать народ. Как солнце ясно! Как чисты небеса!
Священник. Да, мой друг, мой сын, Небеса; помышляйте о Небесах.
Хитано. Но, вот мы и дошли; прощайте, мой друг, дайте мне еще раз вашу руку. Примите этот цветок; вот все, что я имею, берегите его. Прощайте, мой почтенный друг.
Священник. Ах! С какой твердостью, с такой силой души! Какая участь могла ожидать вас!
Хитано (отирая слезу). Правда, это странная участь.
Голос из толпы. О! Малодушный, он плачет. Смерть малодушному!
Хитано (продолжая с улыбкой). Непостижимая вещь! Горькой насмешкой рока, под ножом только палача, я нашел искреннее участие, какого так пламенно искал в продолжение бурной моей жизни, тогда только я нашел Фазильо, Розиту и вас. От чего порой зависит добродетель? Добродетель! Вы заставили меня ей верить, добрый старец.
Народ. Смерть! Окаянный! Беззаконник! Почему долго медлят! Смерть!
Палач. Господин Хитано, народ теряет терпение.
Хитано. Мне очень прискорбно будет заставить ждать его милость, (протягивая руку к священнику). Прощай, мой друг.
Священник. Я вас еще не оставлю.
Хитано (ставит ногу на ступень лестницы, Фазильо подходит к нему, хватает его руку и говорит глухим голосом). Прощайте, командир, вы будете отомщены, отомщены ужаснейшим образом! Отомщены над всей этой чернью, и мною, одним мною. Теперь, умрите, я могу видеть вашу смерть не бледнея.
Тут молодой человек опускает складки своего плаща, выпрямляет голову, щеки его горят, и он обозревает толпу орлиным взглядом.
Хитано (тихим голосом, поднимаясь по ступеням). Прощай, саго mio, Фазильо!
Жуана. Пресвятая Дева! Пепита, видела ли ты: этот молодой человек со сверкающими глазами говорил с проклятым?
Пепа. Я видела; он, конечно, укорял его в каком-нибудь преступлении; посмотри, какой у него теперь веселый вид, когда хотят надеть на шею окаянному его последний ошейник.
Мужчина. Ах! Вот, наконец, проклятый в креслах. Ты долго тут просидишь, если надобно будет тебе самому встать на ноги, собака!
Другой мужчина. Ах! Слава Богу, его шею вкладывают в железный обод, прикрепленный к шесту.
Жуана. Пресвятая Дева! Уж его затягивают (обращаясь
Мужчина. Ну, что ж!..
Жуана. Но он святотатец? Нам надобно руку; нас обманывают, нас грабят.
Толпа. Конечно, руку, руку святотатца! Руку прежде смерти!
Громкий ропот, крики, волнение; палач, начинавший завертывать гайку на винте железного ошейника, останавливается. Алькад советуется с Юнтой.
Алькад. Точно, мы позабыли, это наша ошибка.
Член Юнты. Эдак мы никогда не окончим; это продолжится еще два часа, а у каждого из нас свои занятия.
Алькад. Любезный друг, ведь мы не так часто имеем случаи угождать этим крикунам; почему не согласиться на их желание? Это минутное дело и по сердцу народу.
Священник (Хитано, все еще привязанному к креслам). Мой друг, мой сын, простите им, фанатизм ослепляет их.
Хитано. Это я вижу. Но мне ведь одну только отрубят!
Фазильо (громким голосом). Браво! Народ, браво! Изобретай пытки, ты получишь достойное возмездие.
Жуана. Бедняжка, молодой человек! Он говорит правду, Бог вознаградит нашу ревность, Святая Дева!
Фазильо (смеясь). Да, голубка, Бог или бес.
Жуана. Господи! Какой взгляд!
Толпа. Руку, руку святотатца, проклятого!
Алькад (к народу). Господа, прошу на минуту выслушать меня, (визгливым голосом). Праведный суд, живой и священный символ Божества, есть не пустое слово: нет, господа, суд вы видите изображенным в лицах верховных членов Юнты. Итак, этот суд постановляет себе долгом согласоваться с волей народа, мудрого защитника веры и престола.
Толпа. Viva! Viva!
Алькад. Итак, господа, Юнта...
Священник (прерывая его). Ради Неба, государь мой, вспомните, что этот несчастный ожидает смерти, там, на эшафоте!
Алькад. Я знаю, что говорю. Итак, господа, Юнта взвесила, обдумала, обозрела в своей глубокой премудрости объявленное вами требование: и зрите господа, что только благо, польза, выгода народа есть единственная пружина всех наших действий; зрите, что установленные вашим королем власти желают душевно следовать отеческим его наказам, отеческим наказам того, кто носит вас всех в своем сердце, как одно обширное семейство. (Алькад мало-помалу растрагивается). Ибо он мне сказал, господа, он мне сказал самому: я вверяю вам часть прав моих над моими детьми (плачет). Помните, что счастье их мне всего дороже (рыдает). Я клялся составить ваше благополучие, и сдержу свою клятву. Но я молчу, господа, молчу, ибо у меня не достает слов; к счастью, дела могут заменить их. (с трогательной улыбкой, смешанной со слезами). Вы получите руку, друзья мои, вы получите руку!