Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Она вернулась. С триумфом. Хрущев написал в воспоминаниях: «Она потом ездила во многие страны. Все поездки проходили очень бурно. Она принесла большую славу советскому балетному искусству. Вот оплата доверия со стороны Майи Плисецкой». Слышал бы Никита Сергеевич, что сказала Майя Михайловна много лет спустя, в 2010 году: «Была советская власть – мразная власть. Кто бы сейчас ни пытался ее защищать, это ничего не выйдет, чтобы ее защищать». А в одном из интервью в те самые «вольные» 1990-е на вопрос о том, сохранилась ли обида на советскую власть, ответила: «Чувство обиды – не то чувство, когда речь идет о НКВД, КГБ, ГПУ. Их заставили – такая власть. Но и люди сами по себе жестокие. Им было приятно измываться. Я не думаю, что наши граждане, которые надо мной издевались, лучше, чем фашисты. Я знала человека, которого выгнали из КГБ (!) за чрезмерную жестокость. Но были там и исключительно порядочные люди. С некоторыми из них в самые мучительные годы меня, на мое счастье, сводила жизнь. Все зависит от того, каков человек по своей природе. Новое поколение, я думаю, будет
Несмотря на то что власть осыпала ее наградами и званиями, Плисецкой действительно приходилось всего добиваться с боем: «Во мне всегда существовал протест против насилия. Я часто делала в нашей стране то, чего нельзя было делать. И тем самым во многом себе вредила. Не только себе, но и Щедрину, который защищал меня всегда и вытаскивал из очень сложных ситуаций. Молчать, как Уланова, я не умела», – признавалась она Валерию Лагунову. Молчать? Никогда! Не тот характер.
О знаменитом характере были наслышаны и за океаном. Известный американский историк искусства и критик, автор пятнадцати книг о балете Уолтер Терри в июле 1968 года в журнале Saturday Review опубликовал материал «Ужасный ребенок Большого балета»: «Трудный ребенок вырос, но ручной она не стала. Но, может быть, она стала потенциально опасной для общества, в котором жила. Многие балетоманы, несомненно, помнят, что, когда Юрок (Сол Юрок – знаменитый импресарио. – И. П.) объявил о предстоящем в 1959 году дебюте Большого балета, среди ведущих танцовщиц не было имени Плисецкой. Должна была приехать легендарная Уланова, ветеран Стручкова, баснословная беби-балерина Максимова, но Плисецкой не было. Американский балетный мир был вне себя, слухи о появлении сразу после Второй мировой войны молодой балерины взволновали не одну страну. Однако видели ее с небольшими балетными группами лишь в странах, находившихся за “железным занавесом”, и в Индии. В Париж и Лондон Большой балет прибыл в полном составе, но Плисецкой там не было. Та же участь, по-видимому, ожидала Америку. И американские поклонники балета, что называется, закричали “Караул!” Почему же не должна была приехать Плисецкая? Я посмотрел газетные подшивки и обнаружил, что ребенок действительно был трудным. Европейская пресса сообщала, что она открыто критикует правительство; что, поскольку она еврейка, она автоматически отнесена к разряду “неблагонадежных”; и еще, так как, по слухам, она влюбилась в Москве в некоего англичанина, она может наделать глупостей, если поедет с Большим балетом в Лондон. Это было в 1956 году. “Политически неблагонадежная” – так аттестовали ее английские газеты. Однако нажим со стороны американской прессы (некоторые из нас высказывали предположение, что Советский Союз просто не осмеливается выпустить Плисецкую), а также уговоры Юрока сделали свое дело. Советский Союз осмелился, и в последний момент имя Плисецкой было анонсировано. И старались мы не зря. Мягкая, лиричная Галина Уланова в свои сорок девять лет действительно оправдала свою славу одного из чудес света. Но совсем не похожая на нее Плисецкая осветила наш небосвод огненной вспышкой вулкана и потрясла нас силой, равной землетрясению. Я помню, что вне сцены она никогда не бывала одна, ее всегда заботливо опекали – я не хочу сказать охраняли, – и пробиться к ней было нелегко. Переводчиками были советские работники, а не местные белые эмигранты. Плисецкой, с ее веселой улыбкой, озорными глазами и обезоруживающим смехом, все эти препятствия были нипочем».
Майя производила то впечатление, которое хотела произвести, – все-таки она была хорошей актрисой. А возможно, дело в том, что она преодолела главное препятствие и все-таки выехала за рубеж! И дышала полной грудью (нет, я сейчас не буду говорить про «воздух свободы», не в данном контексте), и наслаждалась успехом. Потому что успех был сногсшибательным. А с генералом Евгением Питоврановым, сыгравшим столь важную роль в профессиональном триумфе Майи Михайловны за рубежом, Плисецкая и Щедрин надолго сохранили дружеские отношения. Сам он признавался, что отношения сложились «чудесно, просто чудесно. С Родионом Константиновичем мы много лет рыбачили по всему Подмосковью. Майя Михайловна регулярно присылала мне приглашения на свои премьеры и другие интересные спектакли в Большом. Мы с женой иногда бывали у них в гостях, а они приходили к нам».
Среди писем, открыток и документов в рукописном фонде Центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина есть и новогодняя открытка от семьи Питоврановых (конверт подписан «Первой балерине мира, гордости России Майе Плисецкой от Питоврановых»): «Милая, великая Майя! Не перестаем восхищаться Вашим талантом, данным от бога, плюс колоссальной работоспособностью, приведших Вас на пьедестал великой балерины мира. Будьте счастливы с Родионом Константиновичем, живите и дальше в любви и согласии. Спасибо Вам за то, что Вы есть, благодарим судьбу за счастье общения с Вами. Обнимаем. Питоврановы».
После того как Плисецкую «выпустили» за границу, она долгие годы играла по правилам: за рубежом не осталась, деньги для Госконцерта зарабатывала не покладая ног и коллективные письма подписывала только правильные. (Если, конечно, действительно подписывала. Как мне рассказывали люди, знакомые с ситуацией, иногда у «видных деятелей культуры» даже не спрашивали согласия, а просто ставили их имя.) Имя Майи Михайловны есть под «Открытым письмом американским коллегам», опубликованном в газете «Советская культура» после инцидента с воздушным шпионом Гарри Пауэрсом 1 мая 1960 года. Плисецкая и здесь в хорошей компании: письмо подписали Галина Уланова, Дмитрий Шостакович, Раиса Стручкова, Леонид Лавровский, Сергей Юткевич и другие. «Можете ли вы, замечательные артисты, жизнелюбы, ненавидящие смерть, примириться с тем, что высокопоставленные политики вашей страны допускают провокационные вторжения американских самолетов в пределы других стран со шпионско-диверсионными целями, так бесстыдно играют с огнем? Разве не войною чреват воздушный шпионаж, несовместимый ни с честью, ни с порядочностью, ни с нормами международного права, ни с принципами ООН?» – вопрошали советские деятели искусств. Как правило, подобные вопросы всегда оставались без ответа. Впрочем, на них никто и не рассчитывал: важнее было подписаться под вопросом, засвидетельствовать свою благонадежность.
В июне 1961 года в газете «Советская культура» за подписью Плисецкой выходит статья «Дело чести и совести». Тогда вся страна обсуждала выступление Никиты Хрущева на встрече с представителями советской интеллигенции «К новым успехам литературы и искусства» (была такая советская традиция – всенародное обсуждение): «Оно помогает разрешить все сомнения, которые возникали или могут возникнуть, точно определив место и назначение искусства в наши дни, – писала (или ставила подпись под тем, что написали за нее журналисты) Плисецкая. – Искусство еще никогда не знало таких темпов развития, какие ему нужно нарастить теперь, чтобы не сдать позиций, чтобы не отстать от жизни. Не только “легкая кавалерия” – песни, стихи, кинохроника, но и тяжелые колонны романов, симфоний, драматических спектаклей, не сбиваясь с ноги, должны поспевать за головными отрядами строителей коммунизма. Выступление Никиты Сергеевича Хрущева еще раз напоминает нам о том, как велика и почетна роль работников искусства в формировании нового человека, в борьбе за торжество коммунизма».
Возвратившись в 1962 году после трехмесячных гастролей по США и Канаде, во время которых Большой театр выступил в двенадцати городах, Майя Плисецкая в статье «Русская Терпсихора покорила Америку» писала: «И все дни трудной и напряженной работы, находясь за океаном, так далеко от Родины, все мы, советские артисты, испытывали ее животворное дыхание, ласку и заботу о нас. Все мы сознавали большую гражданскую и творческую ответственность, и каждый в отдельности, и весь коллектив в целом стремились показать искусство советского балета во всем его блеске, во всей его покоряющей красоте и силе».
Власть может быть обаятельной. Деятелям искусства, особенно с таким мировым именем, как Плисецкая, она часто показывала свою искусительную сторону. В дневниковых записях Майи Михайловны сохранилось описание поездки в Югославию в 1963 году. Она пишет, что в «прелестном городе» Любляна (сейчас это столица Словении. – И. П.) дали концерт, на котором присутствовал президент Югославии маршал Иосип Броз Тито и его жена Иванка. И так Плисецкая и ее искусство понравились Тито, что он распорядился, чтобы на следующий день по Югославии «покатали» ее и Юрия Григоровича. Иванка вызвалась сопровождать. Ездили на двух машинах (во второй – советский посол) в пещеры, ели в лучших ресторанах, всех советских артистов угощали и о них заботились. И Майя Михайловна пишет об этом с нескрываемым удовольствием: власть действительно умеет быть ласковой. Но никогда – ласковой бескорыстно.
«И вдали от Родины мы всегда с нею», – пишет Плисецкая 1 мая 1964 года в газете «Правда». Они с Николаем Фадеечевым в это время находились в Милане, где станцевали несколько спектаклей «Лебединого озера». В знаменитом театре Ла Скала впервые – именно ради приезда Плисецкой и Фадеечева – этот балет поставили полностью, не отдельными сценами. «Если судить по тому, как нас встречали, а главное – как провожали, если судить по отзывам местных газет, то, мне кажется, это был большой успех советского балетного искусства, – рассказывает читателям Майя Михайловна. – Оно нашло в Милане почитателей и поклонников, и их были тысячи. Радостно сознавать и ощущать это. У нас счастливое, праздничное настроение. Отсюда, из Италии, мы с Николаем Фадеечевым передаем всем читателям “Правды” самый теплый первомайский привет».
Плисецкой буквально только что – 21 апреля 1964 года – была присуждена Ленинская премия «за исполнение ролей в балетах советского и классического репертуара на сцене Государственного академического Большого театра Союза ССР». Получая премию в Кремле, она сказала: «Сегодня один из самых счастливых дней моей жизни. Присуждение мне Ленинской премии – высшее признание искусства, которому я служу». Одновременно премию получил Мстислав Ростропович. Когда Майю еще только выдвинули на соискание Ленинской премии, композитор Арам Хачатурян написал: «Майя Плисецкая – истинная носительница реалистического начала в советском балете, выражаемого на языке классического танца. В свой танец балерина вкладывает подлинное жизнеутверждение, светлую лирику, а порой героику. И мы, композиторы, должны создать для Плисецкой большой балет, в котором центральной партией был бы образ нашей современницы». Но такой балет так и не появился.