Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
– Подойдите. – Зовет мужчина, стоящий у окошка дежурки.
Его лицо мне кажется знакомым, и тут я понимаю откуда – это тот тип в деловом костюме, что приперся в дом с Марианой и помог ей выдворить к чертовой матери моих родных.
– Что здесь делает юрист моей сводной сестры? – Привычно ухмыляюсь я.
Принимаю расслабленную позу и наваливаюсь плечом на стену рядом с окошком дежурки.
– Подпишите здесь и здесь. – Угрюмо придвигает ко мне бумажки тип в костюме.
– Бонжур. – С усмешкой говорю я дежурному, наклонившись
– Закрой рот, если не хочешь обратно в камеру, – цедит он вполголоса, протягивая мне ручку, – подписывай, и уходим отсюда.
Его тон возвращает меня в реальность. Я выпрямляю плечи и больше не рисуюсь. Беру ручку и быстро ставлю закорючки на всех бумагах.
– Это вам. – Сует мне часть бумаг юрист. – Это вам. – Он возвращает дежурному ручку и вторую половину бумаг. – Спасибо.
Разворачивается, и дежурная улыбочка слетает с его лица, точно шелуха.
– Идем. – Говорит он, брезгливо взглянув на меня. И подталкивает в спину. – Давай. Дверь справа.
Устало вздохнув, я повинуюсь. Медленно бреду к выходу.
– Неужели, нельзя засунуть в задницу свои понты, когда тебе пытаются помочь? – Бормочет себе под нос юрист. – Хотя бы, ненадолго.
– Эй, полегче. – Бросаю я через плечо. – Я вас помогать не просил. – Усмехаюсь, пожав плечами. – Да я даже вашего имени не знаю!
– Мне тоже, честно говоря, насрать на вас, молодой человек, но госпожа Турунен очень за вас просила. Пришлось подключить все мои свя…
Он врезается мне в спину, потому что я резко останавливаюсь.
– Где она? – Спрашиваю я.
Тип в костюме смотрит на меня снизу вверх, чешет нос:
– Не стойте в дверях. Давайте выйдем, и я все объясню. – Предлагает он.
Мы покидаем отделение и спускаемся с крыльца. Осенний утренний ветер не собирается нас щадить: царапает кожу ледяными иголками так сильно, что мне приходится обхватить себя руками, чтобы не задубеть, а юрист торопливо обматывает вокруг шеи клетчатый шарф.
– Держите. – Он протягивает мне маленькую упаковку влажных салфеток. – У вас засохшая кровь на лице, приведите себя в порядок.
Я беру салфетки и смотрю на бумаги, зажатые в другой руке. Как-то не сподручно мне тут наводить марафет – может, и так сойдет. Вряд ли, я настолько хреново выгляжу, что прохожие станут разбегаться в стороны, завидев меня. Кому не нравится, потерпят.
– Что в них? – Трясу бумажками.
Юрист Марианы все еще смотрит на меня, как на кусок дерьма. Очевидно, я ему противен, и он вряд ли взялся бы вызволять меня из отделения добровольно.
– Ваше медицинское освидетельствование. Следов алкоголя в крови не обнаружено.
– Магия… – Говорю я, вглядываясь в листок.
– Такие фокусы обходятся не дешево.
– Сколько я вам должен? – Поднимаю на него взгляд.
– Вы ничего мне не должны. – Серьезно отвечает он и бросает взгляд на наручные часы. –
– Какое? – Сощуриваюсь.
Юрист впивается в меня острым, проницательным взглядом:
– Сделайте выводы, юноша, и подумайте, как жить дальше. Совершенно очевидно, что вы – мастер влипать в подобного рода неприятности, и если продолжите в том же духе, то в следующий раз профилактической отсидкой в камере предварительного заключения не обойдется.
– Я рос без отца, так что не привык к тому, что кто-то читает мне нотации. – С ухмылкой затыкаю его. – Но я вас понял.
– В следующий раз залетишь по уголовке. – Сменив тон с отеческого на непримиримо жесткий, говорит мужчина. – И это не нотации, это дружеский совет. От того, кто тоже рос без отца и понимает, какой отпечаток это накладывает на психику подростка.
Я сглатываю.
– Понял я. Понял.
– Жизнь – не хоккей, тут нельзя распускать руки всякий раз, когда хочется. Ясно? – Он умудряется смотреть на меня сверху вниз, хоть ниже почти на голову. – Сначала думай, потом делай.
– Угу. – Киваю я. – Так это… она вас попросила? Ну, решить вопрос. Мариана?
– Ты даже мизинца ее не достоин. – Качнув головой, произносит юрист. – И если хочешь знать мое мнение…
– Нет, спасибо. – Отказываюсь я. – Уже догадываюсь. И в чем-то даже разделяю ваше мнение, которое вы можете не озвучивать потому, что мне вряд ли приятно будет его услышать. Так…
– Спроси у нее сам. – Кивает он в сторону.
И я оборачиваюсь.
Мариана стоит на другой стороне дороги. В своем тонком пальтишке, с развевающимися на ветру волосами, она притопывает от холода. Сильно замерзла – понимаю я по ее покрасневшим щекам и ушам. Наши взгляды встречаются, и внутри меня вспыхивает. Огонь. Пламя любви к ней и ненависти к себе – за все, что я наделал. За то, каким был с ней.
– Спасибо. – Бросаю я через плечо юристу и перебегаю дорогу.
Улыбаюсь, как дурак. Сердце бьется бешено.
Она смотрит на меня во все глаза. Говорит что-то. А я смотрю, как ее алые мягкие губы двигаются, производя какие-то слова. Вся боль – физическая и душевная – отступает на задний план вместе с усталостью от бессонной ночи в темной, холодной камере. Зверь, что завел логово в моем сердце, и с яростью всякий раз вырывался наружу, поджимает хвост и опускает голову, чтобы выказать ей свою преданность.
– Господи, на кого ты похож… – Доносится до меня как через пелену.
Мариана забирает у меня пачку салфеток, достает одну и прикладывает к пространству над моей верхней губой. Аккуратно протирает. Потом берет вторую, водит по носу, по щеке. А я вдыхаю аромат сладостей, исходящий от ее кожи, и чувствую, как подступают слезы. Так глупо.
– Нос вроде не сломан. – Щебечет она. – Хотя, тебя бы не испортило. Твое лицо и так полностью состоит из несовершенств.
– Звучит как плохой комплимент. – Пытаюсь шутить я.