Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
– А еще тебе нужно принять душ. – Подытоживает Мариана. – Воняешь.
И я ловлю ее на опасении смотреть мне в глаза. Она избегает зрительного контакта.
– До меня на этой лавке спали бомжи, так что не удивительно.
– А еще ты замерз. – Мариана выбрасывает салфетки в урну и все-таки встречается со мной взглядом. – Идем домой.
– Да. – Киваю я.
Мое сердце сжимается. Мне хочется обнять ее, хочется взять ее за руку, хочется, чтобы это «домой» имело совсем другой смысл, но я рад уже тому, что после всего, что было между нами, она
– Не подскажешь, что делал в отделении твой юрист? – Первым делом спрашиваю я, когда мы начинаем движение по пешеходной дорожке в сторону дома.
– Попросила его проконтролировать юридическую часть твоего освобождения из КПЗ. – Со смущенной улыбкой отвечает Мариана. – Боялась, что тебя продержат все пятнадцать суток.
– Думала, за это время к моим татуировкам добавятся неприглядные тюремные наколки, и я перестану быть таким сексуальным? – Усмехаюсь я.
Она беззвучно смеется, затем напряженно сцепляет руки перед собой.
– Я пришла тебя встретить, чтобы мы могли поговорить по-человечески по пути домой. И… чтобы нам никто не помешал.
И снова я ощущаю эту тяжесть. Эмилия. Я так часто думаю о Мариане, что забываю о том, что она ждет меня дома, и что у нас… новые обстоятельства.
– Зима все ближе. – Говорит Мариана, кутаясь в пальто.
Ее слова звучат двусмысленно. Будто она имеет в виду разлуку, а не природное явление.
– Тебе холодно?
– Нет. – Отвечаю я.
На мне тонкая толстовка, но я не ощущаю холода. Мне тепло рядом с ней, я взволнован, точно мальчишка. Мне хочется обхватить ее, легко поднять и покружить, но груз вины и понимание того, что такие проявления чувств для меня больше не доступны, не дают сделать этого.
Еще ночью, сидя в камере, я много думал о том, как злюсь на нее за то, что она спала с другим, а теперь – увидев перед собой Мариану, не могу ее ни в чем винить. Она более мудро живет свою жизнь, яснее понимает, чего хочет, и достойна гораздо больше того, что я смог бы ей дать.
Можно ли еще что-то исправить?
Или назад пути уже нет?
– Спасибо. – Говорю я.
– За что? – Она ступает на бордюр.
Идет, покачиваясь на ветру, а я пинаю сухие листья.
– За то, что побеспокоилась обо мне. Никто другой не делал для меня ничего подобного прежде.
– Не за что. – Губы Марианы трогает легкая улыбка.
– Давно я не видел, как ты улыбаешься.
Глупые слова. Ее улыбка тут же меркнет. Это я лишил ее способности улыбаться, и мне хочется вернуть все обратно.
– Я решила сделать это в последний раз. Ради тебя. – Она перепрыгивает через препятствие в виде колодезного люка и продолжает. – Ради твоей карьеры и учебы. Возможно, суровое наказание пошло бы на пользу твоему характеру, но лишило бы тебя мечты получить образование и играть в престижной команде.
Мариану покачивает, и я подхватываю ее за руку. Кожа горит в месте прикосновения, в груди все сжимается, мы вновь неловко
– Я не знаю, как жить дальше. – Вдруг признаюсь я.
Волнение, страх, безысходность – все разом опять наваливаются стеной.
– Я понимаю. – Говорит она, остановившись.
Замираю рядом с ней. Мы стоим, глядя друг на друга посреди улицы, и расстояние в метр между нами кажется непреодолимым.
– Я не знаю, как мне жить дальше – без тебя. – Тихо говорю я.
Мариана кивает.
– Ты справишься. – Почти шепчет она в ответ.
Это уже не та перепуганная хрупкая девчонка с большими голубыми глазами, которая не могла или не хотела дать мне отпор. Не та, что верила, не та, что видела сквозь тьму что-то светлое во мне и хотела вытащить это наружу и показать всем. Та Мариана исчезла. В моих объятиях она превратилась в другую – в женщину, полную страсти и точно знающую свои желания. Той девчонки, которой так легко было вскружить голову любовью, уже нет.
– Я научусь. – Обещаю я. – Стану другим – для тебя.
Еще сам не верю в то, что это возможно, но точно знаю, что ради нее мог перевернуть бы весь мир.
– Не нужно для меня. – Говорит она. – Сделай это в первую очередь для себя.
Мой пульс оглушительно стучит в висках.
Это все. Конец.
– Научись сдерживать свой гнев. – Мариана делает шаг и подходит вплотную. – Голова, рот, руки. – Она кладет свои пальцы на мой лоб. – Все начинается здесь. В голове. Будто кто-то чиркает спичкой. Пщ! И дальше ты уже не можешь остановиться, в ход идет остальное. – Ее взгляд затуманивают слезы. – С твоих губ срывается брань, летят обидные слова, и ты чувствуешь облегчение, если они, как острые дротики, попадают в цель.
Я зажмуриваюсь и стискиваю челюсти, когда ее холодные пальчики касаются моих губ. Ужасно, но Мариана знает меня лучше всех. Она понимает меня лучше меня самого.
– И, наконец, руки. – Звенит ее голос. – Они сжимаются в кулаки, и ты пускаешь их в ход. Это приводит к тому, что редко можно исправить. Не позволяй своим рукам решать за тебя. Старайся, чтобы эти мысли оставались в голове: туши их, как тушат пожар, прикусывай язык, если чувствуешь, что не можешь сдержаться. Ты не должен терять контроль, Кай.
Мое имя на ее языке это самое волнующее, что я когда-либо слышал. Не могу поверить, что она это всерьез – про то, что у нас нет будущего. Про то, что я должен стараться себя сдерживать и научиться жить. Ради кого? Ради чего? Все это кажется таким пустым и нелепым.
– Я напугал тебя вчера. – Выдыхаю я в ожидании, что она коснется моих рук, но этого не происходит.
Я открываю глаза. Мариана держит дистанцию.
– Нет. – Шепчет она.
– Тебе было стыдно. – Догадываюсь я, припоминая эпизод с задержанием.