Плохая мать
Шрифт:
Некоторое время я смотрю на тёмные окна своего бывшего дома, затем опускаю голову и, полная презрения к себе, пешком возвращаюсь в съёмную квартиру. Бреду мимо озера. Грызу себя всю дорогу.
Как я буду видеться с сыном после развода, если даже сейчас не нахожу в себе смелости показаться Олегу, позвонить в дверь?
Из мыслей вырывает далёкий крик. Я инстинктивно оборачиваюсь.
За деревьями, в трёхстах метрах от берега, ребёнок, маленький мальчик, проваливается под лёд. Барахтается в тёмной воде, кричит,
Господи, да он же утонет!
Я бросаюсь вперёд, ни о чём не думая. Не понимая, что делаю. Вот я стою на берегу, с ужасом глядя на далёкую маленькую фигуру в полынье, а вот распахиваю колючие заросли и, поскальзываясь, несусь по весеннему льду, покрытому снегом. По тонкому льду, который в любой момент может треснуть под моими ногами. Который уже начинает трескаться — там, впереди, этому подтверждение.
Кровь грохочет в ушах. Сердце как кулак бьющий в грудную клетку изнутри. Я бегу. Потная, запыхавшаяся, не свожу глаз с яркой оранжевой шапки на голове ребёнка — боюсь, что эта шапка вот-вот скроется под водой.
И вдруг столбенею.
Понимаю, что делаю. Где нахожусь.
Словно лунатик, который, проснувшись, обнаруживает себя вне постели, так и я опускаю взгляд и с паникой вижу под ногами замёрзшее озеро, ненадёжный, начавший таять лёд. Мою детскую фобию, выросшую вместе со мной. Самый жуткий кошмар.
Рот пересыхает. По телу волной прокатывается крупная дрожь. Что-то холодное, тошнотворное поднимается из живота и давит на грудь, копошится за рёбрами клубком змей.
Ребёнок кричит. Увидел меня и ещё отчаяннее зовёт на помощь. Меня. Единственное спасение.
Я должна взять себя в руки.
Возьми себя в руки! Он погибнет! Маленький мальчик лишь на пару лет старше Вани. Невинный ребёнок. Чей-то сын.
Сделай же что-нибудь!
— Помогите!
Я представляю, как делаю шаг, но остаюсь на месте. Окаменевшая в своей панике, не могу пошевелить даже пальцем. Лёд подо мной может проломиться прямо сейчас. А под ним — чёрная вымораживающая пропасть.
— Помогите!
Малыш плачет, барахтается, тянется наверх из бездны. Не понимает, почему я медлю. А я с трудом, с огромным усилием проталкиваю в лёгкие воздух. Задыхаюсь. Голова кружится. Уши словно забиты ватой, и я смотрю будто сквозь запотевшее стекло. Как если бы носила очки и зачем-то сняла.
— Пожалуйста!
Нет. Не могу. Вернусь на берег, позову на помощь. Кто-то спасёт ребёнка. Кто-то другой. Не я.
Но вокруг никого. Двенадцать часов. Рабочий день. Тропинка за деревьями пустынна, на горке, с которой зимой катается на тюбингах малышня, ни души. Я один на один со своей ответственностью, со своим выбором, со своим давним кошмаром. Струшу — мальчик умрёт. И я никогда, никогда себя не прощу.
— Сейчас, малыш, сейчас. Успокойся. Я иду. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет…
Рыдая от ужаса, я опускаюсь на снег, ползу на животе, осторожно подтягиваюсь на руках. Прислушиваюсь. Только бы лёд не треснул, только бы не треснул.
— Держись, милый, держись. Я уже близко. Пока ты держишься, всё будет хорошо. Дрыгай ногами, как будто плывёшь.
Слёзы высыхают на щеках. Я ползу по-пластунски, загребаю грудью снег, тот лезет в лицо, забивается в ворот пуховика.
Ещё немного. Ещё чуть-чуть.
В пяти метрах от кромки льда я останавливаюсь.
Что теперь? Что делать?
Нужна палка, верёвка — длинная и прочная вещь, чтобы вытащить тонущего ребёнка.
Снова охватывает паника. Ничего нет! Вокруг только снег и лёд. Я должна что-то придумать. Быстро!
Приподнимаюсь и стягиваю через голову снуд, дрожащей рукой дёргаю за собачку молнии на куртке.
— Послушай меня, — говорю мальчишке. — Сейчас я кое-что тебе брошу. Ухватись за это и держи изо всех сил.
Подползаю к полынье опасно близко: куртка короткая. Я кидаю её дважды, прежде чем несчастному удаётся поймать рукав замёрзшими пальцами.
Мальчик всхлипывает, отплёвывает попавшую в рот воду.
— Молодец. Теперь, главное, не отпускай.
Что есть мочи я тяну пуховик и вцепившегося в него ребёнка. Пячусь, сажусь на лёд, стискиваю зубы и тяну. Мои руки такие слабые — боже, такие слабые! — но эту битву я не проиграю. Не имею права!
Ещё! Ещё!
Держись! Не отпускай!
Если он расцепит пальцы…
Если сил не хватит…
Если я не справлюсь…
Слишком страшные мысли, чтобы их закончить.
А потому я вою, хриплю, ругаюсь от ужаса и продолжаю тянуть из последних сил.
Руки, плечи, шея напряжены и болят. Дико, невыносимо.
Но я не сдамся!
Всю свою жизнь — всю свою глупую, бестолковую жизнь я будто шла к этому моменту. И теперь обязана забыть о страхе, о панике, о том, какая я в сущности слабая и нерешительная. И просто сделать то, что должна.
И я сделаю!
Сантиметр за сантиметром я отвоёвываю добычу у озера.
Спустя вечность мокрый дрожащий мальчишка распластывается на краю ямы.
— Ползи к берегу! — кричу.
Пытаюсь развернуться, неловко опираюсь на колено...
И слышу характерный треск.
Ледяная вода обжигает горло.
Глава 24
Холод впивается в тело тысячами острых иголок. Дыхание перехватывает. Голову будто сдавливает железным обручем.
Я в воде, в ледяной полынье. То, чего я боялась больше всего на свете, происходит прямо сейчас.
Сердце стучит отбойным молотком одновременно в груди и в висках. Одежда, мокрая, тяжёлая, тянет на дно. Я словно обвешана камнями, закована в доспехи. Проклятые сапоги! Проклятый объёмный свитер!