Плохие девочки не плачут. Книга 2
Шрифт:
И все бы ничего, но боль… словно по лицу надавали отбойным молотком, а после пропустили через мясорубку.
Когда фон Вейганд соизволил кончить, я поняла, как мало для счастья нужно. Всего-то, чтоб тебя не еб*ли в рот. Простите, мой русский.
Конечно, письменных соглашений мы не заключали, но я прекрасно понимаю: если с бандитами все решилось за минуту, то со мной и того проще. Никто церемониться не станет.
Есть ли смысл детально описывать дальнейшие события?
Мало реагирую, когда фон Вейганд раскладывает меня на столе и приступает к исполнению классической
Идеальная машина. Думаю, я погорячилась с «годы берут свое».
Быстро, медленно, опять очень быстро, полная остановка. Он регулирует желаемый темп, говорит, как двигаться, обнять, куда положить руки. Он приводит меня в нужную позу и применяет по назначению.
Сомневаюсь, что его секретарша сосет старательно. Мистер Секс не выглядит удовлетворенным.
Плакать нет сил. Голова накалена свинцовой тяжестью. Фон Вейганду плевать на мое состояние. Чувство, будто его член продолжает двигаться внутри, не покидает тело, даже после завершения столового этюда.
Сдвигаю ноги, переворачиваюсь на бок и продолжаю лежать. У меня нет желания подниматься. Между бедер липко, вкус коктейля из спермы и крови во рту, щека пульсирует болью.
— Спускайся вниз, водитель отвезет домой, чтобы ты могла привести себя в порядок и собрать вещи. Часа достаточно? — окидывает меня критическим взглядом. — Выглядишь ужасно. Дам два часа.
— Куда собираться? — меланхолично поправляю платье.
— Ты же не думаешь, что я останусь в… Украине, — название страны он подчеркивает с особым презрением.
Винтики в голове крутятся слишком туго.
— Я не совсем понимаю.
— Мы вылетаем в Барселону.
— Но виза…
— Мой самолет не досматривают.
«Никто и ничто не спасет тебя», — красноречиво обещает бездна в его горящих глазах.
Глава 5.2
Люблю ли я фон Вейганда до сих пор? Ожило ли мое безумие?
— Валленберг, а не фон Вейганд, — умничает внутренний голос.
По большому счету человек один и тот же. Мне нравилось собственническое отношение, властность и жестокость, его сила и воля, все его движения, голос, то, как он смотрел на меня, и то, как он имел меня… ох, лучше не развивать.
Вы решите, что я извращенка, если узнаете, как сладко тянуло в низу живота при мысли о нем. Валленберге или фон Вейганде. Плевать. Избитая и уставшая, я все равно желала его больше всего на свете. Это зов плоти, первобытный инстинкт склониться перед альфа-самцом, и меня тянуло в огонь с отчаянной тупостью. Я готова была ползти на коленях, я хотела ползти и выполнять все, что прикажут.
Однако мазохистская готовность отдаться целиком и полностью не означала, что разум не вставит пистонов телу.
— Ты ведь хочешь меня? — спрашивал Леонид, когда мы оба лежали в постели абсолютно голые.
— Хочу, — соглашалась я, целомудренно накрывалась простынкой и прибавляла: — Но этого мало.
Вот оно, природное упрямство. Хочу, а не буду. Сей принцип работает на все кроме хавчика. Разочарование, соглашусь. В мире ничтожно мало постоянства и много жестокой несправедливости.
— Подумай о другой стороне вопроса. Это не только цепи да плетки. Он миллиардер, у него столько денег, сколько ты за всю жизнь не видела в самых смелых мечтах. И он хочет тебя, дура. Если бы ты была для него рядовой шлюхой, стал бы он тебе помогать? Он бы делал вид и дальше, что вы встретились впервые. Ты нужна ему. Ты или твое тело или покорность… какая разница? Пораскинь извилинами, оцени выгоду, которую способна извлечь, — нашептывала корысть.
— Выгоду она извлечет, если останется жива после тест-драйва, — пропищал инстинкт самосохранения.
Я велела голосам в голове притихнуть, проглотила правильно подобранные антидепрессанты, и тревоги улетели прочь на розовом драконе.
Шучу. Без голосов в голове мне станет совсем грустно, мир вокруг потеряет краски… в общем, я культурно попросила их замолчать и не беспокоить, когда решение уже принято.
Надежда вернулась ко мне под приятно согревающими струями душа. Надежда и безумно-авантюрный план.
Конечно, я не собиралась отрабатывать должок. Не настолько мазохистка как фон Вейганд садист. Сегодняшняя ночь — аперитив перед основными блюдами. Легкий флирт, плавно перетекающий в тяжелые последствия. Надо свалить куда-нибудь подальше, с глаз долой из сердца вон. Он ведь не настолько отмороженный псих, чтобы прессовать мою родню?
Смотрю на себя в зеркало. Синячок прорисовался живописный. На руку взглянуть не забудь, детка.
Признаю: псих.
Однако это не означает, что в случае моего тихого и мирного исчезновения, он начнет разбираться по понятиям. Не означает же?! Это, в конце концов, унизительно для него, мелочно и ниже уровня миллиардерского достоинства. Он найдет себе другую мишень и отыграется. Главное: скрыться получше, а то если выловит меня, ничего хорошего не жди.
План побега будем составлять на ходу. К счастью, ко мне не приставили охрану. Он не может вообразить, будто я решусь бежать. Зря. Нельзя недооценивать противника.
Пункт первый: спешно упаковываюсь в спортивный костюм Стаса и для верности набрасываю безразмерную ветровку, скрываю половую принадлежность.
Пункт второй: из вещей нет смысла брать что-либо кроме денег и документов. Запас на «черный день» имеется, тем более, я могу воспользоваться сбережениями Стаса. Десять штук родной валюты помогут оплатить билет на автобус в любой город, после необходимо снять квартиру на окраине и скромно жить минимум три месяца.
Теперь самая большая проблема: как все объяснить маме?
Реально зависаю.
Сказать правду? Страшно и неудобно.
Врать? Понятия не имею о чем.
По маме меня с легкостью найдут, проследят звонок на мобильный и все такое. Можно, конечно, на городской звонить, но его тоже реально прозондировать. Разумеется, я куплю другой телефон и чистую симку, но если проверят, то сразу заподозрят, вычислят, из какого города звоночек. Game over. (Игра окончена)
Надо пропасть совсем, чтобы ни единой ниточки не вело, чтобы нигде не светиться.