Плохие парни оставляют раны
Шрифт:
Бросив взгляд в окно, понимаю, что мы почти доехали до универа. Объясняю, где находится мой дом. Остаток пути проводим в молчании. Я морально готовлюсь ко встрече с отцом, а Ник думает о чём-то своём.
Паркуется он возле моего подъезда. И снова меня окутывает ощущение неловкости. Всё-таки эта недоночь сильно осложняет отношения с ним.
– Спасибо, что подвёз, – произношу я, решая, что сухого «пока» всё же будет недостаточно. – Увидимся как-нибудь. – Он только кивает в ответ.
Я выхожу из машины со странным чувством то ли потери, то ли недосказанности.
Успеваю сделать всего пару шагов к двери подъезда, как одновременно слышу два голоса, зовущих меня по имени.
Оборачиваюсь, сначала замечая Ника. Он вышел из машины и стоит с водительской стороны, положив одну руку на приоткрытую дверь. И почти сразу вижу джип отца, а потом и его самого. Он переводит прищуренный взгляд с Ника на меня и обратно. Разглядывает его пристально. Отец даже делает шаг в его сторону, и в этот момент мне становится страшно. Он не просто зол: дышит глубоко, а его пальцы то сжимаются, то разжимаются. Мне кажется, ещё мгновение и он набросится на Ника с кулаками.
– Папа! – громко зову его.
Он вздрагивает, словно мой голос возвращает его к реальности. К моему огромному облегчению, бросив на Ника последний взгляд, идёт в мою сторону. Схватив меня за локоть, молча затаскивает сначала в подъезд, потом в лифт. Мне больно, второй рукой я пытаюсь расцепить его пальцы, но безуспешно.
Открыв дверь в квартиру своим ключом, отец с такой силой вталкивает меня в прихожую, что мне с большим трудом удаётся удержаться на ногах. Не обращая на меня внимания, не разувшись, идёт в ванную. Он включает воду в раковине и начинает плескать себе в лицо, видимо, пытаясь успокоиться. Таким злым я не видела его ни разу. Топчусь у порога, не зная, как вести себя с ним. Умывшись, он вытирается, и по-прежнему, игнорируя меня, проходит в гостиную. Через несколько секунд слышу, как открывается дверца бара, как звенят бутылки.
Я успеваю снять с себя верхнюю одежду и переобуться в домашние тапочки, когда отец появляется на пороге гостиной со стаканом виски в руке. Он сверлит меня тяжёлым взглядом, делает глоток, а потом презрительно выплёвывает:
– Если ты хотела быть похожей на шлюху, то поздравляю, ты выглядишь как шлюха.
Обидно. Я не стала бы спорить с ним, если бы он начал выговаривать мне из-за обмана насчёт вечеринки. Попробовала бы объяснить, как получила четвёрку. Но обзывать меня шлюхой? Это слишком даже для него.
– В моём внешнем виде нет ничего вызывающего, – стараясь сохранить спокойствие, отвечаю я.
И это так. На мне простая чёрная кофточка, открывающая плечи, и расклёшенная юбка, вполне приличной длины. На лице нет ни грамма косметики!
– Со стороны виднее, знаешь ли, – недобро усмехнувшись, продолжает гнуть свою линию отец. – И дело не только в твоём внешнем виде. Где ты шароёбилась всю ночь? Трахалась с этим сучёнышем, что привёз тебя? – На последнем вопросе он повышает голос, делая шаг ко мне. – Вместо того, чтобы нормально учиться?! – Свободной рукой достаёт из заднего кармана джинсов мою зачётку.
Я оставила её вчера на столе в своей комнате, зайдя переодеться
– С этого момента ты под домашним арестом. Выходить из дома будешь только в университет. Ещё раз увижу рядом с тобой этого уёбка, урою его. Я всё сказал.
– Да пошёл ты!
Хватит! С меня хватит! Столько лет я была примерной дочерью, а в ответ получала от него лишь постоянные замечания, вперемешку с указаниями, что и как мне делать. Я не заслужила к себе такого отношения. Я не девочка для битья в конце концов!
– Что ты сказала? – цедит сквозь зубы отец, подходя ко мне почти вплотную
– Что слышал! – Больше не пытаюсь сдерживать себя. Хочу высказать ему всё, что копилось во мне многие годы. – Мне восемнадцать, и если я захочу, то буду трахаться ночи напролет с тем, кто мне нравится! – выкрикиваю ему в лицо. – Ты мне не указ!
– Запомни раз и навсегда, – больно схватив меня за плечи, в бешенстве выговаривает отец, – ещё раз, мелкая дрянь, позволишь себе поднять на меня голос, я выставлю тебя на улицу.
– Я и сама уйду! Ты же чудовище! Правильно мама сделала, что бросила тебя! – Острая боль обжигает губы. Не сразу понимаю, что случилось, только хватаясь пальцами за лицо. Он что… Ударил меня? – Жаль, что ты не сдох в девяносто шестом, – выдавливаю из себя, с трудом сдерживая слёзы.
Хватаю свою сумку, тянусь к шкафу, чтобы взять пуховик, но отец прижимает дверцу рукой, не позволяя мне открыть её.
– Вали. – Кивает в сторону входной двери.
Кривая, по-настоящему страшная, ухмылка искажает его лицо.
Больше не говоря ни слова, я выскакиваю из квартиры.
Только оказавшись возле подъезда, понимаю, что стою на улице в конце января в тапочках, капроновых чулках и без верхней одежды. И идти мне некуда.
Глава 7
Неприятный солоновато-металлический привкус, который появляется во рту, выводит из ступора. Дотрагиваюсь до нижней губы – на кончиках пальцев остаётся след крови. Я смотрю на неё, постепенно осознавая произошедшее. Следом приходит ощущение боли в саднящей губе и холода, пробирающего до костей. Но я продолжаю стоять на месте, до конца не понимая, куда идти и что делать. Внутри меня как будто пустота: нет ни чувств, ни мыслей, ни сил. Я даже заплакать не могу.
Скрип подъездной двери заставляет подпрыгнуть от ужаса, на какую-то долю секунды кажется, что сейчас из неё выйдет отец. Я отступаю в сторону, пропуская мимо себя всего лишь соседку с шестого этажа. Пожилая и донельзя вредная женщина бросает на меня удивлённый взгляд, в котором на место изумлению быстро приходит презрение. Осуждающе качая головой, она начинает осторожно спускаться по скользкой от плохо-счищенного льда лестнице, что-то бормоча под нос. До меня лишь долетают отдельные слова: молодёжь, с ума посходили, меньше шастать. Но я даже готова сказать ей «спасибо» за то, что своим появлением она возвращает меня к реальности.