Плохо быть богатой
Шрифт:
Теперь внутри было очень тихо; служанка лежала в ванной на втором этаже с перерезанным от уха до уха горлом.
Он тихо засмеялся. Все вышло удивительно быстро и легко. Сначала она просто застыла от ужаса, а потом настолько смирилась с неизбежным, что даже не пыталась сопротивляться. Словно приняла решение умереть. И он проделал все настолько аккуратно, что на форму не попало и капельки крови.
Конечно, занавеска в ванной оказалась большим подспорьем.
Неужели все цветные островитянки такие фаталистки? Было бы интересно узнать.
Но для
Мисс Кровь предпочитает самое лучшее.
Тихонько мурлыкая, он продолжал наблюдение за пустынной улицей. Спешить некуда; ему абсолютно не хотелось торопиться. Ожидание лишь делало предстоящее удовольствие как нельзя более сладостным и желанным.
У него мелькнула мысль прикоснуться к пенису. Охота всегда возбуждала его, вот и сейчас он начинал ощущать это болезненное набухание плоти, сдерживаемое колготками, которые он надел под форменные брюки. Но он не будет делать этого. Нет, ни в коем случае! Так он все испортит.
Он дотронулся до приклеенных усов, проверить, все ли в порядке, и, надвинув пониже козырек фуражки, поправил темные зеркальные очки. В парике, надетом, чтобы скрыть собственные волосы, становилось жарко, и голова зудела и чесалась.
Кривая усмешка тронула его губы: голова волновала его меньше всего. На самом деле зуд вообще его не беспокоил. Он привык носить парики, от них всегда чешется голова и становится жарко, не важно, синтетические ли волосы, настоящие, или же волосы вместе со скальпом.
Он сидел и терпеливо ждал. Мисс Кровь может ждать сколько угодно!
57
Выйдя из машины, Билли Дон обменялась шуткой с водителем, попрощалась и подождала, пока мимо не протрусили двое. У одного из них – явно за семьдесят – лицо походило на печеное яблоко, но он был загорелым и сухощавым, как стручок. В дорогом спортивном костюме, к коленям и запястьям привязаны тяжести, в каждой руке – маленькие пружинные эспандеры. Второй, не старше двадцати, с невероятно привлекательным лицом и светлыми волосами, также был одет в дорогой костюм, на щеках играл румянец. Внук? А может, любовник?
Она улыбнулась. Такое увидишь только в Верхнем Ист-Сайде. Очень мило.
Как только они пробежали, она помахала шоферу и, взбежав по ступенькам, достала из сумочки ключ.
Она здесь.
Мисс Кровь еще ниже надвинул на нос фуражку. Со своего удобного места за шторами он увидел, как изумительно длинные ноги Билли поднимаются по ступенькам.
Внутри у него все напряглось. Кровь двигалась толчками, словно разрывая жилы. Он опустил руку в карман.
Лезвие было холодным и в то же время обжигало. О-ох! Только бы добраться до этих волос!
Когда Билли вошла, ей показалось, что в доме как-то неестественно тихо.
– Эрмина! – Подождав немного, крикнула еще раз.
– Эрмина!
Пожав плечами, она по привычке не только закрыла, но и заперла дверь и, не останавливаясь, чтобы заглянуть в гостиную, направилась прямо к ступеням, ведущим на второй этаж. Если бы она заглянула за шторы, то увидела бы его.
Остановившись на площадке, Билли еще раз позвала:
– Эрмина! Тишина.
– Странно, – пробормотала она. – Может, в магазин вышла?
Входя в свою комнату, она сбросила туфли и швырнула на кровать сумку, затем потянулась перед зеркалом. Как хорошо, что впереди два свободных дня! И слишком плохо, что у Дункана столько больных, а то она предложила бы слетать на пару дней на Пуэрто-Рико или Флорида-Кис – просто побездельничать.
Солнце и море, думала она мечтательно. Солнце, море и док.
Она не могла представить себе ничего лучше, ничего романтичнее.
Улыбаясь, она быстро разделась. Поскольку солнце и море невозможны, то сейчас лучше всего полежать в ванне. Ничто так не расслабляет мышцы, как теплая вода. И много-много душистых пенистых пузырьков.
Напевая какую-то мелодию, она, пританцовывая, пошла в ванную.
Вдруг мир вокруг нее покачнулся и чудесный день обернулся кошмаром.
Она зажала рот обеими руками, чтобы не закричать.
В ванне, неестественно изогнувшись, лежала Эрмина, голова ее запрокинулась, незрячие, остекленевшие глаза уставились в одну точку. Горло зияло, как отвратительный ухмыляющийся рот. Вокруг – лужа крови.
– Эрмина… Эрмина… – простонала Билли.
Ее била дрожь. Она попятилась, неуверенно переставляя ноги.
Надо бежать отсюда! Надо…
Отвернувшись от ужасного зрелища, в зеркале над раковиной она вдруг заметила полицейского.
Круто повернувшись, она бросилась к нему, закричав:
– Лейтенант! Лейтенант! Слава Богу, что… – и застыла на пороге, увидев, что он загородил ей дорогу, в руке его мелькнул нож.
– О, нет! Мы остаемся здесь, моя сладкая! – прошептало это нечто в полицейской форме, приближаясь к ней. – Моя сладкая отдаст мне свои волосы!
Она отступила на шаг, но два отражения ее обезумевшего от страха лица, увеличенные стеклами огромных зеркальных очков, покачнувшись, лишь увеличились в размерах.
– Какие красивые, длинные волосы! – свистящим шепотом произнес он. – У моей сладкой такие красивые, такие шелковые, такие удивительно длинные волосы! И они мои! Мои! – И, подняв нож, он бросился на нее.
– Пожалуйста, Кэти, проверьте больную 101, – обратился Дункан к молодой сестре. – Сейчас должна кончиться анестезия, и она проснется.
– Хорошо, доктор. Номер 101, иду! – И, улыбнувшись, поспешила в палату.
Одна из заповедей клиники Купера запрещала произносить имена пациентов, только номера палат, где они лежат. Даже если это была всемирно известная знаменитость, все равно в разговорах между персоналом „анонимность" никогда не нарушалась. „С одного болтка да много греха", а в данной ситуации любое неосторожное слово могло дать пишу газетным сплетням.