Плохо быть богатой
Шрифт:
– Подождите. Что это было?
– О чем вы? – обернулась Билли. Эдвина подняла руку.
– Тс-сс! Там, слышите? Все трое прислушались.
Теперь они слышали приближающиеся шаги из холла, расположенного за залом. В холл выходили две разные двери, и обе были закрыты.
– Да что это с вами, в самом деле? – презрительно фыркнула Аллилуйя. – Вы ведете себя так, будто здесь и впрямь есть привидения. Это Анук.
– Нет, – прошептала Эдвина. – Анук так не шаркает. У нее каблуки. Это…
– …мужчина! – договорила за нее Билли, и они посмотрели
– Ты кого-нибудь ждешь? – так же шепотом спросила Эдвина.
Внезапно в глазах Билли появился страх.
– Нет, – еле слышно произнесла она. – А вы?
Покачав головой, Эдвина взяла складной стул и подняла его над головой. Аллилуйя, смотревшая на другую дверь, тоже подняла стул.
Теперь шаги слышались совсем близко. Закрыв глаза, Билли беззвучно шевелила губами. Стоя к ней вплотную и затаив дыхание, Эдвина и Аллилуйя не сводили глаз с дверей.
Через секунду та, что была ближе, открылась, и в зал вошел человек, одетый в полицейскую форму. Увидев перепуганных женщин, он медленно поднял руки, показывая, что у него ничего нет.
– Все в порядке, дамы, – улыбнулся он. – Можете опустить стулья.
Ни Эдвина, ни Аллилуйя не шевельнулись.
– Кто вы? – требовательно спросила Эдвина.
– Офицер полиции Саутгемптона, моя фамилия Руди. Звонил детектив Кочина из нью-йоркского патрульного отделения и попросил нас заехать к вам.
– Слава Богу, это не он, – прошептала Билли. Мать и дочь поставили стулья и вздохнули с облегчением. Они все еще не могли унять дрожь.
– Извините, если напугал вас. Я не хотел.
– Ничего. Все… в порядке, – с трудом произнесла Эдвина.
– Этот дом пугает меня, – тихо добавила Билли.
– Он всех нас пугает, – вмешалась Аллилуйя. – Из-за вас даже я веду себя как заяц.
– Послушайте, дамы, не буду вам мешать. Мы просто совершаем наш обычный патрульный объезд. Минут через сорок я загляну снова. Устраивает?
Эдвина кивнула:
– Очень хорошо.
– Но в следующий раз дайте знать, что это вы, – попросила Билли. – В доме и без того страшно, так что не появляйтесь опять так внезапно.
– Больше не буду, обещаю, – улыбнулся полицейский.
– Спасибо, – сказала Эдвина.
– Не за что. – Еще раз улыбнувшись, он сдвинул на лоб блестящий козырек своей фуражки и вышел из зала. Послышались его удаляющиеся шаркающие шаги.
– Давайте работать, – предложила Эдвина. – От ничегонеделанья еще и не то примерещится.
Билли искоса посмотрела на нее.
– Дело не только в этом. Чем дольше мы здесь находимся, тем дольше задерживаем и Анук. А разве вы забыли, с какой милой улыбкой она делает из человека отбивную?
– Верно замечено, – согласилась Эдвина.
Анук бродила по второму этажу, медленно переходя из комнаты в комнату. То, что она вынуждена была задержаться в доме из-за Эдвины, Билли Дон и Аллилуйи, предоставило ей долгожданную возможность: кое-что „подправить" в комнатах некоторых дизайнеров, попавших в ее „черный список".
Это и в самом деле оказалось очень просто: переставить стул с идеально найденного для него места в другое, надломить несколько стебельков в дорогих цветочных композициях, и тогда за ночь головки поникнут и завянут, чуть-чуть сдвинуть уголок какой-нибудь картины, и тогда та будет висеть не совсем прямо, кое-где примять тщательно взбитые подушки, слегка сдвинуть пару-другую аккуратно развешенных полотенец в ванных, оставить пятнышко на зеркале, а может, и на двух…
Анук все больше и больше распалялась от желания разрушать. Теперь она знала, что чувствуют хулиганы, которые забрызгивают стены домов трудносмывающейся краской из баллончиков: безнаказанность и одновременно страх быть пойманными. И опьянение! Руки у нее дрожали, а во рту пересохло. Но в крови… Да! Прилив энергии! Она прямо бурлила! И самое замечательное, что никто не сможет ее ни в чем обвинить. Завтра утром придут официанты, прислуга, а потом хлынут гости и комнаты заполнятся людьми, так что уж наверняка кто-то что-то заденет.
А если и нет, то тем лучше! Все можно будет свалить на Аллилуйю Купер. Она и выглядит как хулиганка – эта безумная прическа и немыслимый грим.
И, спокойно переходя из комнаты в комнату, Анук продолжала потихоньку веселиться. Ах, как здорово! Так здорово, что и не передать!
– Змей, дорогой! А помнишь, мы как-то смотрели телевизор? И там твоя бывшая давала интервью?
Черт! Ну что за сука безмозглая. Еще бы ему не помнить.
– Да, – проворчал Змей и залпом допил банку „будвайзера". Затем, смяв ее и швырнув через плечо, он вытер рот рукой. – А что такое?
– Вроде говорили, что ее зовут Билли Дон, правильно?
– Шерл. Ее зовут Шерл, черт возьми.
– Ну конечно, Змей, Шерл. В общем, открыла я газету и, знаешь, что увидела? О ней там пишут, и даже фотография есть. Посмотри! – Кончита протянула ему газету.
– Тебе делать нечего? Читаешь всякое дерьмо! – рявкнул Змей, вырывая газету. Затем встал, подошел к столу, освещенному настенным бра, разложил газету и пододвинул стул. Тяжело опустившись на него, он согнулся над газетным листом и, сощуря глаза, уставился на колонки мелкого шрифта.
– Ну где тут о ней?
– Вот здесь, видишь? – И, подойдя к нему сзади, Кончита показала в конец колонки Ривы Прайс.
С трудом продираясь сквозь слова, Змей одновременно шевелил губами, медленно водя по строчкам грязным ногтем. Чтение не было его любимым занятием. Вот разбираться в харлеевских моторах или вздрючить кого-нибудь – другое дело. И он гордился этим.
– Что это такое? – спросил он, ткнув пальцем в слово.
– Дай посмотрю, – обняв его за плечи, она склонилась над газетой. – Возлюбленный.