Плохо быть богатой
Шрифт:
Р-раз! Дункан не увидел – почувствовал, как в его лицо вонзилась серебристо-холодная сталь.
Собравшиеся затаили дыхание, не веря глазам. Дункан стоял с разорванной щекой, из нее текла кровь.
Теперь столпившихся людей охватило внезапное напряжение. Их негативное отношение к поединку стало очевидным. Как посмел Лео Флад с такой чудовищной наглостью воспользоваться бессмертным, благородным искусством и превратить его в кровавую драку?
Рана не испугала Дункана; она вызвала к жизни глубоко дремлющий жестокий инстинкт, и теперь он пробуждался, подобно зверю. Все менялось
Убийственный вихрь выпадов и уколов обрушился на противника. Лео охватил внезапный страх. Это была уже не просто атака, это было возмездие, битва за поруганную честь и достоинство.
Лео едва успевал парировать град ударов, стремительная звенящая рапира Дункана доставала его везде, за ней невозможно было уследить. Ежесекундно свистящее острие клинка проходило в миллиметрах от его лица, и каждый раз, когда зрители сдерживали готовый вырваться крик, Лео знал, знал наверняка и с лишавшим его самообладания унижением, что Дункан играет с ним, знал, что, стоит ему захотеть, и он легко растерзает его на куски.
Он с трудом отразил еще одну атаку, парировал еще один выпад; это было все, что он мог, чтобы просто сдержать Дункана.
Теперь неизвестное ему ранее пьянящее чувство первобытной свирепости целиком захватило Дункана, он просто играл с Лео, играл жестоко. При каждом выпаде, каждом уколе острие рапиры проходило настолько близко от его лица, что тот вскрикивал, и все же оно ни разу не коснулось его кожи. Ярость, виртуозность и чистота, да, именно чистота движений Дункана просто поражали; сдерживаемые возгласы зрителей были возгласами восхищения.
Постепенно Лео начал уставать. Сначала на лбу выступили капельки пота, но уже скоро он градом лил по лицу, вызывая резь в глазах и мешая видеть. Он тяжело дышал и концентрировал зрение с такой мучительной сосредоточенностью, что даже выступили слезы. Рапира стала тяжелой, а руки и ноги налились свинцом.
Зрители уже видели, что поединок подходит к концу. Боясь шевельнуться, они неотрывно наблюдали за схваткой.
Дункан все так же неистово продолжал наступать.
Лео выругался: непостижимо, но неужели этому не будет конца? Словно чем дольше длился бой, тем сильнее становился Дункан Купер.
Лео чувствовал, что скоро не сможет продолжать эту изматывающую защиту, у него не останется сил, чтобы отражать атаки Дункана. Есть последний шанс, один-единственный шанс, чтобы выиграть. И его надо использовать немедленно. Сейчас или никогда!
– Сукин сын! – прорычал он, собрав последние силы. Отразив удар Дункана, он сделал обманный выпад и направил острие в „сердце" Дункана.
Но тот был начеку. Почти небрежно, скользящим движением он отбил удар в сторону и вверх. Рапиры застыли в воздухе, и следующим плавным движением Дункан выбил оружие из рук Лео.
Со звоном она упала на дорожку.
Лео хотел поднять ее, но голос
– Туше! [9] – улыбнувшись, мягко заметил он.
Лео застыл на месте и опустил глаза вниз. Острие рапиры Дункана упиралось точно в середину его „сердца".
Собравшиеся вокруг зааплодировали и постепенно разошлись.
Дункан опустил рапиру.
– Неплохо, Лео, – произнес он по-прежнему спокойно.
Лео сдержанно хмыкнул.
– Но и не хорошо. Ты дрался лучше, чем все, кого я когда-либо видел. – Затем, выдержав паузу, добавил: – Ты весь в крови, старина.
9
Фехтовальный термин, означающий укол, удар (фр.).
Дотронувшись до щеки, Дункан взглянул на окровавленные пальцы и передернул плечами.
– Ерунда.
Наклонив голову, Лео взглянул на него.
– Единственное, что я хочу знать, Купер… Ведь ты мог распороть меня сто раз. Но ты этого не сделал. Почему?
Дункан пристально посмотрел на него и холодно ответил: – Я не чувствовал в этом необходимости. Кровь – не самоцель. В противном случае это уже не спорт.
Постояв еще минуту, он направился к раздевалке.
– Купер!
Дункан обернулся с вопросительным видом.
– Не забудь. Перед уходом оставь мне телефон твоей бывшей. Она выиграла мою поддержку, все честно и справедливо.
Дункан кивнул и затем спокойно добавил:
– Только запомни одно. Бывшая жена это или нет, но Эдс особенная женщина. Ее нельзя ранить. – Он выдержал взгляд Лео. – Это понятно, старина?
40
Наступило утро четверга.
– Все ко мне! Завтрак на столе! – весело пропела Руби, быстро входя в зашторенную спальню Эдвины. Энергичными движениями она отдернула занавеси вощеного ситца с цветочным рисунком. Поток яркого солнечного света брызнул в спальню, и хрустальные фигурки животных на ночном столике вспыхнули радужными переливами.
Издав стон, Эдвина перевернулась на другой бок и пробормотала, зарывшись лицом в подушку:
– Руби, оставь меня в покое. – Повязка из темной ткани, которой Эдвина перед сном завязывала глаза, съехала на затылок.
– Я полночи читала.
Руби стояла над ней, уперев руки в бока.
– Хм, наверное, один из тех романов, что мне и в метро-то взять с собой стыдно. – И захлопала в ладоши: – Вставай, вставай!
– Господи, Руби! Ну дай мне еще хоть десять минуточек, ну капельку!.. Пожалуйста, а?
– Уже половина одиннадцатого и тебя к телефону.
– Ну скажи, что я перезвоню! Мне надо спать, чтобы быть красивой, – взмолилась Эдвина.
– Что тебе надо – так это деньги, – непреклонно продолжала Руби.
Эдвина тут же проснулась и насторожилась, словно гончая, почуявшая дичь.
– Деньги? Кто-то сказал… деньги, я не ослышалась?
Она села на постели и, сдернув повязку, зашвырнула ее в угол. Неожиданный свет ослепил ее и, вскрикнув, она прикрыла глаза рукой.
Руби хмыкнула.