Плохо нарисованная курица
Шрифт:
«Чья же это может быть рука, такая длинная и тонкая?» — подумала про себя капустница. Но вокруг никого, кроме солнца на небе. Именно в этот момент оно открыло рот, что-то проглотило и облизнулось, словно сбитых сливок попробовало. Капустница закричала своим тоненьким голоском и полетела к бассейну. А когда на ее крик Маркетка и Боржек прибежали к смородинову кусту, она им рассказала про все, что видела.
— Так вот оно в чем дело, — нахмурился Боржек, — все эти яркие краски съело солнце. И как ему только не стыдно!
— Противное, глупое солнце, если бы не оно, у меня было бы чудесное красное платье,
— И вообще, разве можно себя так вести? Такие красивые краски, и какое-то там глупое солнце запросто слизнуло их. Ну, солнце, мы тебе еще покажем! — крикнул Боржек и погрозил солнцу пальцем.
— Убирайся прочь! — крикнула Маркетка. — Мы тебя нисколечко не любим! Скройся!
Но бабочкам такие речи не понравились. Самая старшая капустница откашлялась и сказала:
— Гм, гм, я думаю, что вы не должны так грубо разговаривать с солнцем. Оно может обидеться и перестанет светить.
— И пусть! — крикнула Маркетка. — Пусть не светит, нам все равно. А вы, глупые бабочки, помалкивайте. На день рождения вы желали нам, чтобы это гадкое солнце светило не переставая. Вот видите, что оно натворило. Оно ворует, а мы с ворами не разговариваем!
А вот этого говорить все же не следовало. Солнце и в самом деле обиделось — и спряталось за большую черную тучу. А поскольку в больших черных тучах прячутся дожди, в тот же миг дождь полил как из ведра.
— Вот и кончились наши игры, — горестно вздохнули бабочки. — Говорили мы вам, что солнце обидится. Нельзя так с солнцем разговаривать.
— И вообще… а вдруг солнцу эти краски нужны, — сказала самая умная капустника. И все бабочки полетели в беседку.
Маркетка с Боржеком отправились вслед за ними. Они молча сидели в беседке и смотрели, к$к льет дождь, сад изменился — стал печальным и унылым, словно ушедший праздник, который кончился и больше никогда не вернется.
— Теперь, наверное, нам больше не придется играть в пятнашки, — сказала Маркетка, — и купаться тоже. Да, Боржек?
— В таком виде все вокруг кажется некрасивым, — вздохнул Боржек, — мир без красок мне совсем не нравится.
— Это оттого, что солнце не светит, — объяснила самая умная капустница, — без солнца нет красок. А откуда солнце их берет? То там схватит немного, то тут, так и кормится красками, что поделаешь!
— Пожалуй, капустница права, Маркетка, — сказал Боржек. — А что, если мы попросим прощения у солнышка?
И они попросили у солнышка прощения. Сказали ему, что не сердятся на него за платье, рубашку, ленту для волос, потому что ни рубашка, ни лента ничего не стоят, если солнышко не светит.
И солнышко простило их. Простило потому, что оно доброе и мудрое. Оно выглянуло из-за тучи. А выглянув, улыбнулось и сделало огромную разноцветную радугу.
Маркетка захлопала в ладошки и закричала Боржеку:
— Погляди, радуга красная, как мое платье, оранжевая, как моя лента, и фиолетовая, как мой платок!
— И синяя, как моя рубашка, зеленая, как мои носки, и желтая, как моя шапочка! — воскликнул Боржек. — Теперь видишь, куда подевались наши краски?
Они громко смеялись, и бабочки смеялись вместе с ними, смеялись и кричали, перебивая друг друга:
— На свете ничто не пропадает. Этими красками солнце расцветит
И бабочки опять стали играть с Боржеком и Маркеткой на траве, которая загорелась зеленым цветом так, что глаз от нее было не оторвать.
Ёжик
Зимние вечера долгие и скучные, зимой всякое развлечение ценится. Нельзя же все время только спать да спать. Ну, а что зимой делать, скажем, какому-нибудь там ежику? А что делать целому семейству ежей? И вот лежат они зимой и глядят в потолок. Рассказывать уже больше нечего, от скуки с ума можно сойти. Зима тянется страшно долго. Ну не глотать же им непрерывно снотворные порошки!
И ежи решили, что на будущую зиму купят граммофон и пластинки с летними звуками — с кваканьем лягушек или с чем-нибудь в этом роде.
И они в самом деле принялись копить на граммофон. Копили всю весну, лето и осень. Отправились они покупать подержанный граммофон и к нему пластинки с летними звуками, в том числе с кваканьем лягушек. Когда сосчитали деньги, обнаружили с сожалением, что на иглы не хватает. Понятно, это был удар — граммофон без иголок бесполезен. Очень ежи расстроились, домой шли унылые, в скверном настроении: граммофон-то они приобрели, а на иглы придется копить весь будущий год. Так и решили. Пришли домой, и тут ежик-малыш вдруг пустился в пляс по комнате. Ежи решили, что он спятил. А малыш воскликнул:
— Зачем покупать иглы? Или мы не ежи? У нас столько иголок, что на пятьдесят лет вперед хватит!
Глянули ежи на себя и засмеялись. Завели они граммофон, и играл он у них до самой весны.
О мальчике, который превратился в кухонный шкаф
Детей на свете великое множество, каждый из них чуть-чуть озорник — кто катается на перилах, кто засовывает палец за щеку, кто громко стучит по тарелке ножом и вилкой, некоторые не хотят есть макароны, марают книжки, тащат в рот все, что под руку попадется, кто-то забывает поздороваться, неряшливо ест на скатерти, кого-то никак не уложить спать, короче говоря — все дети озорничают, только всяк по-своему. И вот кому-то пришло в голову созвать большой съезд родителей и посоветоваться — что делать?
Съезд действительно собрался большой. Приехали на него все папы и все мамы, некоторые из Африки, а кое-кто из самой Австралии, а две бабушки даже с Северного полюса — просто так, из любопытства.
— Ну, что, — спросил толстый пан в очках, который открыл съезд, — надеюсь, все папы и мамы собрались здесь?
Вдруг одна пани в зеленой шляпе попросила слова, встала и говорит:
— Извините, но один папа и одна мама отсутствуют.
— То есть как? — говорит толстый пан в очках. — Как это отсутствуют? Ведь это съезд, а не базар!